Маэстро и другие

Но в глухих закоулках сознания Энрико Дамико тлело тайное, изматывающее душу и отравляющее жизнь желание реванша. Речь шла вовсе не о стремлении к успеху. Классического интроверта, замкнувшегося в себе, ходившего размашистым шагом вечно спешащего человека, не замечая людей, его не манили ни вспышки фотокамер, ни выходы под свет рампы с тягостным для него ритуалом поклонов перед благодарной публикой. Нет, его тайным желанием было продемонстрировать Маэстро, но прежде всего себе самому, свои блестящие творческие способности, свое превосходство над другими и — где-то на донышке души — свою равновеликость самому Маэстро.

Мог бы конвертировать собственное либидо в изложение на бумаге своих режиссерских идей и разработок, или в постановки, где были бы заняты ученики школы-студии, заключенные в тюрьмах, пациенты психушек… Так нет же, он взялся за создание любительского театра в театре! Это в его духе! Замечательно!

Уверенность вернулась к Маэстро. Как уже было сказано, психология людей театра была для него открытой книгой, а уж чем дышит режиссер, он знал лучше содержимого своих карманов. И, словно следуя французской пословице «tout comprendre c’est tout pardonner»[15], Маэстро ощутил даже нечто сродни братской солидарности с этим бедолагой, который, для того чтобы вернуться в режиссуру, придумал этот гротесковый крестовый поход невинных. Так, наверное, вор не может в глубине души не сочувствовать тому, кого он обкрадывает.

Маэстро представил себе, как Дамико, сидя согнувшись и уперев локти в колени, сжав голову руками (в одной — телефонная трубка), глубокой ночью звонит Паницце или Марии Д’Априле и, говоря с ними бархатным, хорошо поставленным убедительным баритоном, сулит им неведомые райские кущи и славу, которые всегда достаются только «господам актерам», в то время как они — подлинная движущая сила Театра! — должны трястись в непогоду на трехколесном мопеде-фургончике или прозябать в безвестности во мраке офисных помещений.

Энрико Дамико! Маэстро, конечно, мог бы прихлопнуть его, как муху, выставить на всеобщее осмеяние, но, странное дело, он не испытывал к нему никакой неприязни! Что его коробило так это выбор пьесы. Этот засранец не должен был касаться «Доброго человека из Сезуана» даже пальцем! Хотя нет, так даже лучше: пусть синьор Дамико подставит свою задницу, и, дай бог, в этот момент рядом не найдется даже капли вазелина! Если только ему не удастся…

И снова оживший сатанинский червяк сомнений принялся буравить его душу.

Машина стала в очередь на красный свет светофора. Маэстро пнул дверцу ногой, и Сюзанна повернулась к нему, думая, что он раздражен пробкой на дороге.

— Значит, это Энрико Дамико? Отлично! А синьор Дамико не соблаговолил сообщить, когда начнутся репетиции?

— Они начались вчера вечером, — ответила негромко Сюзанна Понкья, трогая машину и делая вид, что сосредоточена на движении.

— Ага! Все интереснее и интереснее! — с притворным удовольствием, исполненным сарказма, проговорил Маэстро и подумал: в помещении школы, небось, ну конечно же, мать его, он же там директор! И спросил вслух:

— Небось, в помещении школы?

— Да, — подтвердила Сюзанна, не отрывая глаз от дороги.

— Стало быть, дело двинулось! Этот Энрико Дамико умеет выстроить всех по струнке! Не то что ваш покорный слуга, которому, чтобы начать репетиции, надо раскачиваться целый месяц, и все равно потом оказывается, что для репетиции ни черта не готово! Превосходно! И с песней вперед! Молодцы! Спасибо вам!

Машина снова остановилась у светофора.

— Простите за бестактность, а синьор Энрико Дамико не снизошел до объявления распределения ролей? Кто будет играть главную роль? Карулли? Долорес де Панца или Милена? В общем, черт возьми, можно ли узнать, кто будет играть Шен Де?

Сюзанна не отвечала. Маэстро посмотрел на нее. Она сидела, вцепившись в руль, в глазах ее стояли слезы, губы и руки дрожали.

— Я, — наконец выговорила она, проглотив комок в горле.

Глава десятая

Оказалось, что Цюрихский Гном, как стал называть возмутителя спокойствия Маэстро, уже давно приступил к задуманному, действуя с осторожностью, хитростью, терпением и решимостью записного конспиратора. Если быть точным, работа началась месяцев шесть назад: обмен короткими, тщательно продуманными репликами, намеками, вопросами и ответами, лесть, скандалы, сегодня одно, завтра другое, поиск подходов, выбор момента — все это постепенно подготовило в высшей степени благоприятную почву. И когда вернувшаяся из отпуска, морально травмированная проигрышем сборной Италии в финале футбольного чемпионата мира и неудачным для любимой команды началом национального чемпионата высшей лиги Мария Д’Априле, настроенная Дамико нужным образом, вбросила идею создания любительского театра, идея была встречена с нескрываемым энтузиазмом. Хватило пары собраний в обеденный перерыв — и любительский театр родился практически без дискуссий.