Мафия и власть

Витя Тульский, держась за тяжелую пивную кружку, мрачно смотрел вслед Коляну, который смело вышел из- под козырька над входом и, согнувшись под струями дождя, затрусил по лужам непонятно куда. В ходе разговора Вите не раз хотелось поднять эту кружку и треснуть ею молодого нахала по голове, но он вовремя вспоминал, что у Коляна есть свой, пусть не воровской, а бандитский послужной список, по сравнению с которым деятельность многих законников выглядит очень мелко. Колян заработал право на жесткий разговор с кем угодно, это приходилось признать. Кроме того, если бы Витя полез в бутылку, то Колян даже и без помощи своих головорезов сделал бы из вора котлету — Витя достаточно знал о Коляне, чтобы отдавать себе в этом отчет. И наконец, Колян мог принести воровскому сообществу неоценимую пользу — в это сложное время, особенно после 17 августа, когда все словно обезумели, без стрелков не обойдешься, а тут Коляну равных нет. Что же касается старых воровских понятий, воспрещающих проливать кровь, то нынешняя жизнь не оставила ворам выбора: даже им при всем их авторитете приходится либо защищаться, либо позволять новым людям пинками отбрасывать их куда-то к параше. И радоваться надо тому, что существуют такие, как Колян, которые избавляют от собственноручного пролития крови.

Мысли Коляна текли примерно по тому же руслу, что и мысли вора: он злорадно думал о лицемерии воровских понятий. «Значит, нельзя им, болезным, кровушку проливать, — мысленно обращался он к ворам. — А все же завидно, что черные большие бабки загребают. Тут, значит, можно и Коляна нанять, у которого руки по локоть в крови… Что ж, Колян сработает как надо, но запомните, суки: многие хотели Коляна использовать, а на самом деле он использовал всех. И с вами так же будет! И раньше вас не любил, а теперь и вообще ненавижу…» И еще одно возбуждало Коляна: то, что теперь он работает на сообщество, которым руководит его смертельный враг. Вступив в сделку с ворами, он тем самым, как никогда приближался к Варягу. Колян пока еще не знал, что может последовать из этого, но отказаться от такого сближения было бы выше его сил. Слово «Варяг» в течение всего разговора стучало в его висках.

А Витя Тульский, смотревший вслед Коляну, увидел, как откуда-то из проезда между домами выехала красная «тойота» и подъехала к бровке тротуара в тот самый момент, как к бровке подошел Колян. Открылась дверца, Колян нырнул в салон, и машина, взревев мотором, понеслась прочь по мокрой улице. Все выглядело очень слаженно. Витя Тульский со вздохом допил пиво и поднялся, чтобы взять у стойки еще кружку. Он не боялся дождя, но ему хотелось еще посидеть в безлюдном кафе, откуда незаметно исчезли даже последние посетители — быки Коляна, и осмыслить свои ощущения от разговора. Он нигде не лопухнулся, выполнил наилучшим образом поручение пославших его людей и при этом остался цел, что было немаловажно, если учесть, с кем ему пришлось иметь дело. Однако на душе у него все равно было тяжело. Витя взял еще кружку пива, пакетик чипсов, сел за столик и уставился на улицу, по которой в облаках водяной пыли пролетали машины. «Да нет, все нормально, — сказал он самому себе. — Это просто осень наступила, вот и все».

Здесь Варяг словно попадал в другой мир. Каждодневная суета, интриги, вражда и кровопролитие казались в этом мире нелепыми, словно нарочно придуманными кем-то для того, чтобы полностью занять и отравить существование человека на земле. А на Никитиной горе Варяг, сидя на веранде, подолгу слушал шум ветра в кронах вековых сосен и берез и ждал, когда на него обратят внимание. Он вдруг остро ощутил, что остался совсем один после гибели Светланы и Олежки. И что у него теперь на земле были только два самых близких человека: Лиза и Лена. Они копались на разведенном им огороде, порой начиная шумно обсуждать различные кулинарные рецепты. Лена всегда говорила тихо, а шум создавала Лиза, уверенная, как все дети, что, стоит крикнуть погромче, и собеседник непременно проникнется твоими мыслями. Варяг делал вид, будто читает, но сам больше слушал доносившиеся до него по ветру обрывки их разговоров и мечтал. Мечты его — вероятно, от накопившейся усталости — были бессвязными и представляли собой скорее ряд картин, персонажами которых неизменно были он, Лиза и Лена. Когда Лена за чем-нибудь проходила через веранду в дом, она смотрела в его глаза, угадывала, что он думает о ней, и в уголках ее губ появлялись знакомые милые морщинки.

— Ну скоро? — спрашивал Варяг. — Я специально не ел в офисе, а с кухни несутся такие запахи… Я просто изнываю!

— Я воспитываю Лизу, — с улыбкой отвечала Лена. — А она еще не выполнила трудовое задание. Нельзя ее отрывать — это будет крайне непедагогично.

Варяг смотрел вслед Лене, которая легкой танцующей походкой двигалась между грядок, и вновь погружался в мечты. На голод он жаловался не совсем искренне, и потому во время ужина, когда было подано мясо, тушенное с овощами и травами, Лиза огорченно спросила его:

— Папа, что, невкусно?