Мафия

К салону мужской красоты «Аполлон» подкатила новенькая «Волга», еще пахнущая не обкатанными шинами. За рулем сидел Донат Максимович Киреев, облаченный в свой самый лучший костюм, — бежевая тройка, сработанная в далекой Голландии. Начальник ОБХСС города осунулся, загар, так молодивший его, заметно потускнел за время пребывания в следственном изоляторе, щеки покрылись щетиной.

— Подождите меня в машине, — сказал он жене и дочке, сидевшим сзади.

— Ни в коем случае! — запротестовала Зося, державшая на руках любимого хина. — Ты без нас теперь — ни шагу…

— Да-да, папочка, — подтвердила Настя, — одного не отпустим.

— Ах вы, мои дорогие защитнички, — растаял от нежности Донат Максимович.

Вся семья вышла из «Волги».

— Закрой на секретку, — напомнила Кирееву жена. Он улыбнулся, ласково потрепал ее по щеке.

— Забыла, чья ты жена?

И, обняв за плечи дочь, двинулся к парикмахерской. Когда они вошли в крохотный холл, Киреев усадил Настю и Зосю перед телевизором и привычным жестом включил видеосистему.

— Сейчас вы увидите, как храбрый Микки-Маус побеждает всех своих врагов, — подмигнул Донат Максимович. — Так же, как и мы с вами.

На экране появился любимый герой детворы. Киреев смело шагнул в зал, над дверью которого горело табло «Мастер приглашает вас!».

— Здесь стригут-бреют? — спросил он, плотно прикрыв за собой дверь.

— Боже мой, Дон!.. — вскочила с диванчика Савельева, отбросив журнал мод.

— Тс-с! — приложил палец к губам Киреев и тихо проговорил, показывая назад: — Там мои…

Капитолина Алексеевна застыла, не сводя с майора сияющих влюбленных глаз. Он медленно подошел к ней. Савельева, еле сдерживая трепет, всем телом потянулась к Донату Максимовичу, однако тот взял ее руку и надолго припал к ней губами.

— Что они с тобой сделали! — с надрывом прошептала Капочка, прикоснувшись к его голове.

— Ерунда! Главное — кости целы, а мясо нарастет. Вот разве что малость поседел…

— А мы — хной…

— Седые мужчины, говорят, больше нравятся.

— Да-а, — отстранилась от Киреева Савельева, любуясь им. — Ты стал настоящим джентльменом.

— Зачем мне быть джентльменом? — улыбнулся майор. — Они знают, как себя вести, а вот донжуаны — как вести к себе…

— Господи, — простонала Капочка, — заждалась!

— А я? — вздохнул Киреев, с тоской глядя на диванчик. — Понимаешь, увязались… — Он снова кивнул на дверь.

— Прошу, — деланно официально показала на кресло Савельева.

Клиент был вмиг укутан хрустящей белоснежной простыней, поверх которой аккуратно легли у шеи такие же салфетки.

— Начнем с бритья, — профессионально произнесла парикмахерша.

— С бритья? — удивился клиент. — Это ведь теперь запрещено. Из-за СПИДа.

— Запрещено, — спокойно подтвердила Капочка. — Но для тебя приготовлена новенькая бритва. Ни разу не использованная. — Она торжественно достала из тумбочки футляр, запечатанный в целлофан. — «Золингер». И впредь не коснется ничьей щеки, кроме твоей.

Намыливая Кирееву подбородок, Савельева не удержалась, запечатлела на его губах страстный поцелуй и, с трудом оторвавшись, прошептала:

— Прямо не верится!

Она вовремя приступила к своему делу: дверь приоткрылась ровно настолько, насколько Зося могла следить за происходящим в зале. Тут же обнаружив слежку, Капитолина Алексеевна спросила у клиента:

— А это верно, что Измайлова хватила кондрашка?

— Факт. Вряд ли выкарабкается, — с мстительным торжеством проговорил Киреев. — Хороший урок для других. Пусть знают, на кого поднимать руку…

Когда после бритья Савельева намыливала ему голову шампунем, он тихо сказал:

— Завтра отметим мое возвращение в строй. В горах есть такая хижина — никакая ищейка не возьмет след.

— А твои?

— Для них я — на оперативном мероприятии. Капитолина Алексеевна зажмурила от счастья глаза.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

На старинный подмосковный городок сыпал медленный снег. Он словно бы заметал оттепельные грехи никак не схватившейся по-настоящему зимы. Крупные снежинки падали на тротуар, растворяясь в серых лужах.

Все вокруг было серым: земля, деревья, домишки, из окон которых сочился жидкий желтый свет. От всего веяло таким захолустьем, будто городок находился от столицы за тысячи верст.

По улице, окутанной ранними сумерками, среди редких прохожих, напоминавших тени, шел пожилой человек в телогрейке, облезлой ушанке и кирзовых сапогах. Верхняя пуговица фуфайки была расстегнута и через оттопыренные борта выглядывала мордочка щенка. Песик был дворнягой — обвислые уши, одна сторона рыжая, другая — пегая.

Старик шлепал по лужам, не разбирая дороги и вертя головой. Изредка он останавливался, силясь разобрать номер дома. Наконец, не выдержав, обратился к встречному долговязому пареньку:

— Сынок, подскажи, где тут прокуратура?

— Да вот же, перед вами, — кивнул тот на почерневшее от времени двухэтажное здание, похожее на барак.