Маг и его кошка

А еще через сутки я понял, что не хочу вставать. Жизнь определенно не стоила того, чтобы уделять ей внимание. Брауни принес обед, я не притронулся к нему. Приходила Франческа, трясла за плечо, чего-то хотела. Я не отвечал. Все было бессмысленно. Погрязнув в жалости к себе и апатии, я сидел и тупо смотрел в одну точку. Спасительное оцепенение сковало тело и мысли, а вокруг была только серость и пустота.

Я не знаю, сколько продолжалось то состояние. Думаю, дней пять. Не больше недели точно. Противно вспоминать, в какую амебу я превратился в одночасье. Франческа силой впихивала в меня еду. Я глотал в полнейшем равнодушии. Подчиняться было проще, чем протестовать.

Хочется верить, что я и сам нашел бы выход из замкнутого круга отчаяния и бессилия, но так ли это, я уже не узнаю никогда. Потому что Франческа Рино никогда не могла похвастать терпением и кротостью.

Глава 18. Ошейник

Элвин

– Мне это надоело!

Я молчал, щурясь. Свет от лампы больно резал привыкшие к полумраку глаза.

Франческа шагнула вперед и отвесила мне пару хлестких, тяжелых пощечин.

– Посмотри на себя, лорд «Я-Весь-Такой-Невероятно-Крутой-Страж» Элвин! Чего ты стоишь без своей магии?!

Ее слова больно царапнули то немногое, что осталось от меня, и я с удвоенной силой вцепился в спасительное оцепенение.

– От тебя воняет, ты в курсе?

Я молчал.

– Ты – жалок. Просто жалок. Ничтожество! Мне противно находится рядом.

Еще одна пощечина.

– Мне что – в лицо тебе плюнуть?

От этого предложения внутри начало что-то закипать, но тут сеньорита хищно улыбнулась:

– Нет, есть идея получше! Жди здесь, Элвин. Ты ведь никуда не уйдешь?

Она выбежала из комнаты, а я чуть было не вскочил, чтобы задержать ее. Впервые за все это время апатия отступила, освободив место чувствам и желаниям. Отнюдь не добрым.

Она вернулась быстрее, чем я решил – бежать за ней или снова уйти в себя. В руках было ведро, и прежде чем я успел хоть что-то сказать, она выплеснула на меня его содержимое.

– Ты с ума сошла, – заорал я. – Что это такое?

Грязная вода. Прямо черная. В ней плавали волосы и шерсть брауни. И все это оказалось в равной мере на мне и моей постели.

– Вода, – любезно подсказала девушка. – Брауни только что помыл этаж.

– Какого хрена ты это сделала?

– Показалось, тебе надо немножко взбодриться.

И ушла. Стерва!

Я взглянул на заросшего, жалкого типа в зеркале – и аж передернуло от отвращения. Франческа определенно была права, с этим ничтожеством только так и нужно. Крикнул брауни, велел убрать бардак и греть воду для ванной. Времена, когда я мог вскипятить ее щелчком пальцев, прошли, но это не повод теперь не мыться.

Порезался раз пять, прежде чем удалось завершить бритье. Но я сделал это. И сделал сам.

Через несколько часов я спустился в гостиную в чистой одежде, с аккуратно остриженными ногтями, распространяя запах мыла и парфюма. Франческа стояла у камина и посматривала на меня с опаской, словно не знала, чего ожидать.

– Спасибо.

– Не за что. С возвращением, Элвин.

Больше она не сказала ни слова о моей позорной слабости, и я был благодарен ей за это.

Благодарен и должен. Я был должен ей слишком много…

– Лучше сядь. Надо поговорить.

– Ты меня пугаешь, – несмотря на легкомысленный тон, в ее глазах мелькнула тревога. – Что-то случилось?

– Угу. Я созрел до одного из этих отвратительных «серьезных разговоров». Ловите момент, сеньорита.

Шутка получилась натужной, Франческа даже не улыбнулась. Опустилась в кресло, не отводя от меня встревоженного взгляда. Я сел рядом и попробовал собраться с мыслями, а они, как назло, все куда-то разбежались.

Проклятье, как же нелегко было произнести эти слова!

– Прости меня.

– За что?

– За все.

Перечислять мои ошибки было бессмысленно, мы оба и так слишком хорошо их помнили.

– Я… мне жаль. Мог бы сказать, что никогда не имел злых намерений, но…

– «Намерения не имеют значения», – с грустной улыбкой процитировала она параграф закона.

Я кивнул. Кому и знать, как не ей.

– Не хочу, чтобы это звучало как попытка откупиться, просто знай, что я считаю себя твоим должником… ты вправе потребовать любую услугу.

У зарока был горький привкус бессилия. Теперь я мог так мало, что обещание, должно быть, прозвучало как издевательство.

Я хотел, мучительно хотел сказать ей что-то важное. Как люблю ее. Как счастлив был с ней рядом в ту короткую, пролетевшую в одно мгновение зиму и как тошно мне чувствовать себя мерзавцем, сломавшим ей жизнь…

– Послушай… а, проклятье! Никогда не умел просить прощения. Я – сволочь, знаю. И поступил с тобой подло. Если ты не захочешь меня видеть, я пойму…

Это прозвучало… беспомощно. Я не Джанис и ни гриска не умею говорить правильных проникновенных слов.

Франческа покачала головой, попыталась что-то сказать, но я продолжил:

– Прошлого не исправить. Но в моих силах сделать хотя бы то, что я должен был сделать давным-давно.

И, выдохнув сквозь зубы, начал зачитывать клятву, отрекаясь от всех прав на женщину рядом. Чем дальше, тем тяжелее давались слова. Каждое было как неподъемный камень.