Магазин, или записки продавца

Плохое самочувствие толкнуло меня на знакомство с книгой “Болезнь? Ну и хрен с ней!”. Ученик Норбекова Алексей Марченко советовал читателям устремляться к долгой жизни. В конце, правда, сообщалось, что автор бестселлера безвременно погиб. Это подрывало веру в то, что известный анекдот смешной:

“- Доктор, скажите, я жить буду?

– А смысл?”

Однако когда вошел Веткин, я клюнула. Чем изобретатель не шутит? Да ничем… Новый приборчик. В оболочке от кофемолки совершается превращение банальнейшей воды в воду посеребренную, позолоченную.

– Смотри, эти пластины для обогащения воды ионами серебра и золота. После месяца употребления – расцветешь. Тебе всегда будет восемнадцать.

– Да, только как к ним сначала вернуться?

– Доведем твой возраст до восемнадцати, а дальше будем поддерживать.

– Мне бы хоть до двадцати пяти, – вспыхнула я.

– Сделаем так, что муж не узнает.

– И слава Богу! Может, пройдет мимо, скандалить не будет. Муж-то у меня бывший…

– Но учти: если перенасытишься серебром, кожа на солнце окрасится в синий цвет.

– О! Как Аэлита. Согласна!

Веткин взахлеб продолжал:

– После насыщения ионами на больное место водрузим хрустальный колокол и подадим внутрь музыку на определенной частоте. Ты ее не услышишь, ее слышат только внутренние органы. Чувство потрясающее… На себе проверял.

– А еще на ком?

– Старушку восьмидесяти лет вылечил, она ходить не могла, а теперь носится как угорелая, замуж собирается. Колокол, он ведь того… сексуальное влечение увеличивает.

– Тоже на себе проверял?

– А как же? Каждый вечер на это самое место…

– И какую же музыку ты ставишь для подъема?

Веткин смутился:

– Этого я не могу сказать, коммерческая тайна.

В десять утра заглянула покупательница и как бы между делом привязала внутри магазина своего пекинеса.

– Можно, он тут побудет пару минуточек?

– Да… – не успела я согласиться, как дама испарилась, а собачка, лениво поводя глазами, уселась между полками.

До обеда за животным никто не пришел. И я решила закрыть его на ключ, чтобы сбегать в столовую. Тем более что песик лежал, как сфинкс, и не давал повода для беспокойства.

Но едва захлопнулась дверь, комок шерсти отчаянно затявкал. Охрана за стеклом оживилась. Я тут же вернулась к кассе, решив, что обед не главное в жизни. Чтобы ободрить животное, почесала ему за ушами. Через минуту моя кожа покраснела и покрылась волдырями. Аллергия! Я бросилась в туалет мыть руки.

Вернувшись, застала у дверей толпу студентов, сочувствующих взбесившемуся пекинесу, сблевнувшему у прилавка чем-то похожим на педигри.

Остаток рабочего дня я беспрерывно спотыкалась о плоскомордую тявкалку, трижды падала на коробки, дважды читала ей Булгакова и один раз делила с ней бутерброд.

В шесть вечера хозяйка как ни в чем не бывало вошла и извинилась… Перед собакой!!!

– Бедняжка, извини, я задержалась, наверное, ты устала?

– Еще бы!!! – зарычала я.

Телевизор по всем каналам будто нарочно иллюстрирует рассказы Ирвина Уэлша. “Я попытался умерить прием алкоголя и наркотиков так, чтобы я смог отоспаться и испытывать меньше паранойи”. Не уменьшили, не отоспалась. С экрана ломятся наркоманы, вампиры, ублюдки: кто-то блюет возле унитазов, кто-то стреляет в блюющих… Выключаю и пытаюсь спать. Сон опять по Уэлшу: колются, трахаются, бредят. Вскакиваю в холодном поту. Книгу можно выкинуть, телевизор вырубить, но насилие и паранойя будут продолжаться на улицах, в домах, в снах…

С утра в магазине слышу у парня на мобильнике мелодию: “Что я знаю о джанки? Джанки – это я!” Берроуз знал о джанки всё…

Чем поражает Берроуз, так это тем, что он сразу переступает все двенадцать заповедей и ведет свое повествование так, как будто их и вовсе не существовало. Мы пыжимся, стараемся хоть одну да соблюсти. А он все христианское за борт: наркомания и гомосексуализм как образ жизни человека.

Многие ругаются: зачем писать такие книги?

А зачем проживать такие жизни?!

И оттого ли вырастают плохие мальчики, что начитались нехороших книг. Я думаю, плохие мальчики книг просто не читают…

Они орут в полную глотку: “На х… эту жизнь; дайте мне другую, пожалуйста!”

Другую жизнь – пожалуйста!.. Нравится мне выражение Курта Брахарца: “Всегда хотел жить по-свински и подохнуть как собака”. Что ж, жизнь свинская порой достойней человечьей, и смерть собачья чем не образец? Но это так, под настроение… Не выспалась.

– Открытка, ежедневник, клей.

– Возьмите сдачу…

Девятнадцатилетний студент философского факультета СПбГУ Антон Слюсаренко упал с крыши. Осталась книга его стихов. Она случайно попала мне в руки. Строчки с волнующим ароматом: очень много любви, очень много смерти. И то, и другое так густо, так пьяняще, что немудрено сорваться… И вот что удивительно, его стихи знаете, что они напомнили мне? Духи! Невероятные духи, создаваемые Парфюмером из романа Зюскинда. Стихи – духи.

В написанном