Стискиваю сжатую в руках папку и отгоняю дурные предчувствия. У меня все получится! Я смогу!
Встаю на подгибающихся ногах и иду к скамье подсудимого. Напротив, рядом с обвинителем маячит рожа Бурджаса. Любитель “веселых феечек” скалится, в его глазах обещание всех мук ада.
Я просто само обаяние, не так ли?
Но судья опускает деревянный молоток на стол.
Вот прямо сейчас и воспользуюсь.
Судья издает смешок.
Краткий смысл речи сводится к: “Понаехали тут всякие. Работать не хотят, только ноги раздвигать. Сбивают наших мужчин с пути истинного, грабят-воруют, принимают наркотики и никакой управы на них нет. Где же наши духовные скрепы, когда же мы дадим отпор этой жадной саранче?”
Даже если выберусь из передряги, мне не жить в этом городе.
С возмущением смотрю на Бурджаса, тот в ответ посылает мне торжествующую ухмылку.
О моем нападении на охранника прокурор тоже не забывает упомянуть.
- Протестую! Это был неконтролируемый выброс магии, вызванный спонтанной инициацией в ответ на попытку изнасилования!
До крови прокусываю губу, чтобы не дать ярости затмить разум.
- Вы утверждаете, что работниц веселого дома можно безнаказанно насиловать? Закон считает иначе.
- А было ли изнасилование? - откровенно кривляясь спрашивает обвинитель. Он обращается не ко мне, и даже не к суду - к толпе. И та поддерживает его одобрительным гулом.
Скрещиваю руки на груди.
Снова крики из зала, но какие-то беспорядочные. Упоминание о пытках немного остудило энтузиазм.
- И что за пытки… - начинает было обвинитель, но его прерывает стук молотка.
- С учетом всех изложенных обстоятельств требую пожизненной каторги, - завершает свою речь обвинитель. - Мы должны показать пришлым, что это наша земля, и мы не потерпим нарушения закона! Они сильны, озлоблены, не скованы нормами морали. Они наводнили наш город подобно саранче и уже чувствуют себя здесь хозяевами. Мы - добры и милосердны, но всему есть предел. Это. Наша. Земля.
Бурные продолжительные аплодисменты, переходящие в овации. Люди встают, не переставая хлопать, слышны одобрительные крики. Судья снова колотит молотком по столу, призывая к тишине, и переводит взгляд на скамью подсудимых.
Глава 9. О равнодушии
Шансов почти нет. Факты, общественное мнение - все против меня. Но я заставлю их усомниться хоть на мгновение. Задуматься, поколебаться. Доставлю столько проблем, сколько будет в моих силах.
Взгляд выцепляет Фицбрука - тот сидит на одном из задних рядов, подавшись вперед и не сводит с меня глаз. Обиделся, не поверил, но пришел.
Толпа в зале обрела лицо и имя. Я говорю, обращаясь уже к нему. Только к нему.
- С нашего молчаливого согласия не замечать подлости свершаются многие преступления. Насилие. Истязание. Работорговля. Я хочу рассказать про корабль по имени “Корунд”, который пристал в порту Арса год назад. Он проделал долгий путь.
И я говорю. Не излагаю историю Даяны сухим языком судебных протоколов, рассказываю ее, как страшную сказку. Фразы и жесты, дыхание и паузы, мимика - все служит одной цели. Загипнотизировать, заворожить толпу.
- У-у-у… - выдыхает толпа. На меня смотрят. Кто-то с сочувствием, кто-то с презрением и ненавистью.
Судья мотает головой, словно вырываясь из власти транса. И сердито лупит молотком по столу.
Зал откликается возмущенным ревом. Я жду пока он не утихнет, не отрывая взгляда от Фицбрука. На лице лорда нечитаемое выражение, губы плотно сжаты.
Молчит… Удалось ли мне убедить вас, ваша милость?
Яростный стук молотка не сразу наводит порядок.
- Ты обвинила солидных уважаемых людей безо всяких доказательств.
- Ваша честь, - снова подает голос обвинитель, - наказание до трех лет лишения свободы предусмотрено только при краже мелких и средних сумм. В нашем случае речь идет о грабеже в особо крупных размерах. И половину из полученных денег негодяйка уже успела припрятать!
Он багровеет.
- Ты обвиняешь уважаемого члена магистрата во лжи?!
Зачем Бурджас лжет? Не похоже на месть в ответ на унижение. Да он сам себя унизил и ославил этим судебным разбирательством, как я бы не смогла никогда!
Значит, дело именно в либрах. Пытается утаить деньги от кого-то из семьи?
- Я эти деньги заработал, а не украл,- достоинством добавляет Бурджас, и шерсть на его бакенбардах воинственно топорщится. - Любой, кто умеет трудиться мог бы быть на моем месте.
Но главный человек сейчас в зале - это судья. А он смотрит на меня и молчит, уже не пытаясь угомонить зрителей. По круглому лицу непонятно какие мысли бродят под этим черепом.
- Защита закончила свою речь?
- Да, ваша честь.
- Хорошо.
Три удара молотком, какие-то особенно торжественные и громкие.
- Встать! Суд вынес решение.
Встаю, сжимая повлажневшие ладони в кулаки. На кону моя жизнь.
Но следующие слова судьи уничтожают последнюю надежду.