Магеллан. Великие открытия позднего Средневековья

Видимо, в той же связи Магеллан, воодушевленный уверениями раджи в «любви», через переводчика «попросил его сказать, нет ли у него врагов, дабы он вместе со своим флотом мог истребить их или привести в покорность». В данном случае предложение было вежливо отклонено, но оно знаменовало собой начало нового этапа: теперь Магеллан искал возможности проявить жестокость, запугать потенциальных врагов, укрепить сложившиеся альянсы и распространить власть своих друзей далее по архипелагу.

Предложение устранить других раджей, подчинив их властителю Лимасавы, стало первым примером общей стратегии Магеллана по объединению хотя бы нескольких островов в единое государство под началом послушного вождя. Эта стратегия будет применена, притом с роковыми результатами, на следующем острове, куда он направится, – на Себу, где, как его заверили жители Лимасавы, он найдет «самый крупный торговый порт»[729].

В течение всего времени, что экспедиция провела на Филиппинах (всего 19–20 недель), у Пигафетты было достаточно возможностей для этнографических наблюдений, помимо тех, что касались ритуалов и религии. Как обычно, он составлял словари, довольно верно записывая слова: он приводит бисайское слово для очищенного от шелухи риса и ряд себуанских слов, из которых более 80 % можно отождествить с теми, что в ходу и поныне[730].

Разумеется, прежде всего его интересовали обычаи, которые читатели-католики должны были посчитать странными или забавными. Он отмечал, что здесь жуют бетель: «Во всех этих краях бетель употребляют все, так как он освежает сердце, и, откажись они от его употребления, они умерли бы» (perchè rinfrescali molto el core. Se restasseno de usarle, moriebenno)[731]. Он с интересом описывал пиршество, на котором должен был пить наравне с раджой Лимасавы, рассказывая, как молодой принц, которого пригласили поучаствовать в процессе, «опьянел оттого, что много пил и ел» (per tanto bere et mangiare diventò briaco). Когда настало время покидать остров, после прощального пиршества отплытие пришлось отложить, потому что «раджи пили и ели столько, что целый день спали. В оправдание некоторые сказали нам, что они слегка занедужили»[732].

Карта 5. Филиппины: названия, встречающиеся в тексте

Внимания требовали и половые привычки. Пигафетта, видимо, понимал, что имеет дело с сексуальным гостеприимством: он фиксирует отказ Магеллана от предложения прислать женщин и рассказывает, что ему пришлось танцевать с тремя «совершенно обнаженными» девушками; были и другие девушки, которые играли на музыкальных инструментах и танцевали: «Эти девушки были очень красивы, белокожи, как и наши, и такого же роста»[733]. Это должно было несколько обескуражить рыцаря-иоаннита, давшего обет целомудрия. Он отметил, что «женщины любили нас гораздо больше, чем мужчин своего племени» (le donne amavano asay più noi que questi), и это правдоподобно, так как согласуется с эффектом чужака

[734][735]. Экзотический вид чужаков делает их привлекательными, а отсутствие у них связей в местном сообществе позволяет рассматривать их как сравнительно беспроблемных партнеров. Когда жители Себу наконец ополчились против своих гостей, некоторые участники экспедиции сочли это местью за чрезмерную сексуальную разнузданность[736].

Пигафетта «очень часто» просил жителей Себу «как молодых, так и пожилых показать свой пенис, поскольку не мог поверить», что они прокалывают себе члены «стержнем размером с гусиное перо», украшенным крючками для колокольчиков. Другие источники тоже подтверждают существование этого странного обычая[737]

. «В середине стержня, – продолжал Пигафетта, – есть дырочка, через которую они мочатся… Они утверждают, что так хотят их женщины и что если бы они этого не сделали, то те отказались бы от сношений с ними»[738]. Над его описаниями воздействия этого приспособления на женские вагины и технических подробностей половых актов, в которых женщины брали инициативу в свои руки, а «пенис всегда оставался внутри, пока не становился мягким, иначе его нельзя было бы вынуть», лучше опустить завесу милосердия[739]. Лишь немногим менее красочны рассказы Пигафетты об имитации полового акта с телом мертвого раджи перед его сожжением или о жертвоприношении свиней, в ходе которого жрицы поклонялись солнцу, танцевали, дули в трубы, пожирали огонь и мазали лбы участников ритуала свиной кровью[740].