Магеллан. Великие открытия позднего Средневековья

Судя по всему, Магеллан указывал на свою хромоту как на свидетельство самоотверженной службы и на финансовые неурядицы, которые, как он считал, ему должны компенсировать. Он начал выдвигать королю требования, среди которых, как писал Барруш, «говорилось, что он требовал увеличения своего содержания – вопрос, всегда вызывавший сложности у знатных людей в этом королевстве; в известном смысле источник мучений для португальцев и частая причина их ссоры с королями».

Значительные расходы на двор заставили понести большой урон даже такую богатую казну, что была у Мануэла. Обязанности тех, кто получал содержание, были плохо определены, а монаршая милость, как объяснял Барруш, не являлась постоянной. Она основывалась на оказанных услугах, личных качествах и происхождении получателя средств. Если в содержании отказывалось, к этому следовало относиться с терпением. Магеллан же посчитал себя жертвой несправедливости и указал, что его менее даровитым соперникам достается больше. По крайней мере, на это указывает наблюдение Барруша по поводу того, что если человек видит, что кто-то равный ему попал в большой фавор, особенно на основании не подлинных достоинств, а сомнительных операций и личного знакомства, то терпение теряется, уступая место гневу, затем ненависти и, наконец, отчаянию. После этого человек переходит к действиям, за которые может быть только проклят вместе со своими приспешниками[204].

Тень дела о похищенном скоте нависала над всеми требованиями Магеллана. Обвинители предполагали, что его сетования на бедность – лишь отговорка. Когда от начальника Магеллана пришло письмо о том, что он уехал без уведомления, король отказался слушать его объяснения и приказал ему вернуться в Азамор к своим обличителям. В Марокко он приехал в июле 1515 года и сумел добиться снятия обвинения или его отсрочки – как не без умысла написал Барруш, «либо потому, что был невиновен, либо (как утверждает большинство) потому, что неразумно было делать что-либо идущее во вред безопасности Азамора. Король, однако, продолжал его подозревать»[205]

. Историки выдвигают фантастические версии об иррациональных чертах характера или даже психологических патологиях, из-за которых Мануэл якобы ненавидел Магеллана. Сэмюэл Элиот Моррисон, закаленный в битвах и всегда готовый к бою адмирал, а также профессор Оксфорда и Гарварда, выразился по этому поводу с характерной краткостью: «Никто не знает почему»[206]. Но нет никаких свидетельств ненависти – только подозрения, вполне естественные в реальных обстоятельствах и усилившиеся, как мы увидим, после дальнейших событий.

В марте–апреле 1516 года Магеллан освободился от своих обязанностей в Марокко и смог вернуться в Лиссабон, к своим финансовым проблемам. Средства от продажи второго груза перца с Востока наконец-то прибыли[207]. Получить их, однако, было нелегким делом.

Условия контракта Магеллана с его партнером из Кочина Педро Анешем Абральдесом, судя по сохранившимся документам судебного иска, который был подан в результате этого договора, довольно бессмысленны[208]

: они едва ли устраивали хотя бы одну из сторон, так что, вероятно, при составлении договора учитывались какие-то соображения, которых мы уже не узнаем. Подробности весьма утомительны, но важны для понимания причин беспокойства, тревоги и несдержанности, которые Магеллан проявлял в дальнейшем вплоть до отъезда из Португалии.

В 1510 году он вложился в груз перца, заплатив 100 крузадо; в Португалии его должны были ожидать 200 крузадо. Эта стопроцентная прибыль, судя по условиям исходного договора, составляла 50 % общего дохода и подлежала выплате периодическими траншами.

Вероятно, Магеллан ожидал получения своей доли после продажи следующего груза, поскольку иначе вычислить доход было бы невозможно. Однако Абральдес в 1513 году умер в долгах. Несомненно, гибель одного из кораблей, участвовавших в сделке, сыграла роль в его личном крахе. От казначея Каса-да-Индия в 1515 году (более точная дата неизвестна) Магеллан получил значительную сумму в компенсацию за перец и наличные деньги, «которые прибыли к нему на корабле как к партнеру с половинной долей»[209]. Однако он не остановился на достигнутом, продолжал судиться с отцом своего умершего партнера и в результате добился успеха. В 1516 году брат истца Дуарте де Соуза получил от его имени 80 000 реалов, то есть 277 крузадо по официальному курсу, но только 205, если принимать во внимание произошедшее незадолго до того падение стоимости товара. Источник этой суммы не вполне понятен: по всей вероятности, сюда вошли проценты и судебные издержки. Магеллан, впрочем, продолжал безуспешные попытки доказать, что его вознаградили недостаточно[210].