Магическая Прага

Рудольф Лотар, автор пьесы “Король-Арлекин” (“Masken-spiel König Harlekin”), в рассказе “Голем” (1899) еще сильнее усложнил сюжет. Эсфирь, дочь рабби Лёва, отвергает некрасивого Елазара, которого отец выбрал ей в мужья. И тогда раввин с помощью заклинаний переселяет в Голема душу спящего Елазара. Манекен воспламеняется любовью, а Эсфирь отвечает ему взаимностью. Возвращаясь с вечерней службы в канун субботы, рабби Лёв содрогается при виде Голема, сжимающего Эсфирь в объятиях. Он заносит молот над Иосиле. Но вдруг грохочет гром, Голем взлетает, словно на крыльях, и летит на еврейское кладбище, по дороге распадаясь на части. Пробудившись, Елазар вновь обретает душу, а Эсфирь замечает, что питает к нему то же чувство, что и к андроиду[892].

Лотар добавляет к големической саге необычный элемент: мотив временного переселения души живого человека, погруженного в сон, в глиняного истукана. Эта операция напоминает гипнотическое состояние факиров и шаманов, чей дух путешествует в космосе, в то время как они лежат, погруженные в летаргический сон, напоминающий смерть. Чистая душа безобразного Елазара обретает красоту, присущую глиняному телу. Произнесенные устами Голема нежные слова убеждают непокорную девушку, которая, словно по волшебству, забывает, что Елазар – некрасивый, низенький горбун, “почти гном с непропорционально большой головой и огромными, сияющими черными глазами”[893]

. Следовательно, Голем становится любовным стимулом и посредником. И не только это: как показывает его полет в грозу, его ожидают “крылатые легионы”, в конце пьесы андроид Лотара принят в ангельское воинство.

Глава 64

Итак, Голем не всегда уродлив. Лотар утверждает, что на изготовление ангела-голема, образца юношеского изящества и физической силы, контрастирующего с приводящим в отчаяние безобразием жениха, раввина вдохновила “мраморная греческая скульптура Аполлона”[894]

. Древняя красота проступает также в Големе, вылепленном датским скульптором Йорном Моллером на страницах “Ганимеда” (1925) Иржи Карасека[895].

На этом романе, переносящем сагу о Големе в область декадентства, следует остановиться подробнее. Карасек подходит к мотиву Голема с манерностью, присущей декадентам, таким, как Франц фон Штук, который даже во время работы за мольбертом надевал парадный костюм и гордился своим прозвищем “Maler im Gehrock” (нем

. “художник в сюртуке”)[896]. Еврейско-датский скульптор Йорн Моллер, не менее известный, чем Торвальдсен, оставил искусство, поскольку оно не давало ему возможности оживлять свои статуи. Он поставил себе цель: дать жизнь Голему, который, в отличие от Голема рабби Лёва, обладал бы даром речи.

Переехав в Прагу в поисках волшебного рецепта, позволившего раввину оживить своего глиняного истукана, и проведя пять лет в напряженных поисках на еврейском кладбище, Йорн Моллер путем сложных вычислений гематрии обнаружил, что формула заклинания зашифрована в эпитафии, которую Маараль сочинил для собственной могильной плиты. И действительно, одно предполагаемое высказывание рабби Лёва утверждает: для того чтобы вселить жизнь в Голема, необходимо извлечь из букв алфавита скрытые в них лучи, – но это может сделать только мудрец или праведник, цадик[897]

.

Моллер, который был так уродлив, что его никто не любил, принялся за работу, но вместо неповоротливого, бестолкового слуги с грубо вылепленной физиономией изваял похожего на античную статую прекрасного юношу Ганимеда – своего друга и господина, чьи желания можно будет исполнять. Таким образом, к мифу о Големе добавляется еще и гомосексуальный элемент. Необходимо также вскользь упомянуть, что в литературе встречаются иногда женщины-големы, вроде похожей на цыганку Изабеллу куклы, сделанной для Карла V в ярмарочном балагане польским евреем, из повести Ахима фон Арнима, столь воодушевлявшей сюрреалистов. В этой повести рядом с големессой Беллой фигурирует также альраун, корень в форме человечка[898].

Но если даже рабби Лёву с трудом удалось унять своего помощника, то Моллеру, больному тифом и близкому к смерти, не под силу остановить андроида, для которого он мечтал стать не столько хозяином, сколько инструментом. Моллер уверен, что взаимная страсть между человеком и андроидом окажется сильнее злобных сил, и исключает мысль об обратном превращении Ганимеда в глину, даже если тот взбесится.