Магические ребусы

Автор вдохновенного беспорядка лежал на кровати и очень трогательно до ушей кутался в тонкое стеганое одеяло. Он приоткрыл воспаленные глаза, вернее, один глаз, и просипел:

– Ведьма, почему ты так долго не шла?

Я скрестила руки на груди.

– Общественной деятельностью занималась.

За несколько лет работы в теткиной таверне я до нервного тика насмотрелась на мужиков, страдающих разной степенью похмелья, и мгновенно узнавала этот несчастный, тоскливый взгляд человека, мечтающего повернуть время вспять и провести вечер тихо, чинно, за интересной книжкой и кружечкой сладкого чая. Опыт подсказывал, что товарищ по команде, который был обязан скакать кузнечиком по замку и встречать суетливых гостей, находился где-то между стадиями «сегодня издохну, не поминайте лихом» и «лучше бы издох еще вчера».

– Это твой вопрос жизни и смерти? – быстро проговорила я, обращаясь к Илаю.

– Эй! Вообще-то, «это» пока еще живо и может вас слышать, – простонал с кровати болезный.

– А тебе нравилось гулять по замку с тем парнем? – в точности копируя мой вкрадчивый тон, спросил Форстад.

– Да! Очень нравилось! – не отводя взгляда, огрызнулась я. – Но мантия с пуговицей мне нравилась еще больше.

– Ведьма, почему я раньше не замечал, что у тебя такой пронзительный голос? – промычал Дживс, далекий от чужих скандалов. – Нельзя ли потише? Я тут как бы стараюсь выжить!

– Заболел, значит? – кивнула я.

– Отравился.

Он перевернулся на спину. Одеяло сползло, выказывая измятый пиджак, рубашку и развязанный шейный платок, по-прежнему, как змея, обвивающий горло. Дживс спал не раздевшись.

– Чем?

– Булочкой, – едва не зарыдал он, прикрывая рукой глаза. – Ведь чувствовал, что кислила! И запах от начинки шел такой странный. Скажи, Илай?

Выходит, что они вместе устроили безудержное празднование моего проигрыша в споре? Мило.

– Запах, значит, странный? – Я измерила Форстада многозначительным взглядом.

– Не смотри на меня с таким упреком, я вчера был на разносе друзей по комнатам и на булочки не налегал, – уверил он.

– Спину не сорвал?

– Вроде нет, – совершенно серьезно повел Илай плечами.

– Жаль, – вкрадчиво заключила я. – Дживс, пей побольше лимонной воды. К вечеру полегчает. Удачи.

– И все? – приподнялся на локтях он. – Никаких снадобий? Форстад говорит, у тебя целый ящик всяких порошков и эликсиров. Тебе жалко, что ли, для друга?

– Боюсь, от твоего недуга существует только одно верное средство.

– Какое?

– Мама!

На что бедняга испуганно икнул и вороватым взглядом осмотрел загаженную комнатушку. Видимо, в красках представил, что будет твориться, если матушка войдет в двери.

– А снадобий нет никаких? – вздрогнул он. – Вообще?

Вздохнув, я вытащила из напоясной сумочки конвертик с порошком от головной боли, таскала на всякий случай… как натуральный ипохондрик, ей-богу.

– Держи, болезный.

– Дала, как от себя оторвала, – проворчал тот недовольно, но конвертик трясущейся рукой заграбастал. – Это что?

– Противоядие от того, чем ты вчера испорченные булочки запивал.

– Я же потом смогу выйти из общаги? – напрягся он, видимо, наслышанный о нашем эпичном знакомстве с его лучшим другом и сюрпризе в кувшине с крепленым вином.

– Вылетишь, голубь! Главное, дверь с окном не перепутай.

Время до начала тренировки таяло на глазах, не хватало еще опоздать из-за гуляки, не знающего меры в возлияниях. Я собралась уходить и развернулась на пятках.

– Ведьма, куда ты? – жалобно позвал он.

– На день открытых дверей! – отрезала я и кивнула Форстаду: – Чего и тебе желаю, иначе Армас нас живьем съест.

– Вы оба меня покидаете? – охнул Дин, когда мы споро выбрались в коридор. – Что, даже никто не принесет лимонной водички?!

Он продолжал стонать, но дверь закрылась и жалобы стихли. По пустой, залитой солнечным светом лестнице в обоюдном молчании мы спустились в холл общежития. В косых лучах плавала пыль, воздух был сухим и теплым, не верилось, что на улице мороз. И ничто не предвещало катастрофы, но она нас все-таки поджидала… Переход в учебный корпус оказался заперт!

Я подергала за ручки, бесполезно погрохотала створками, надеясь шумом вызвать смотрителя, но старик, по всей видимости, тоже занимался общественной деятельностью, хотя общество ненавидел всей своей жадной до коридорных светильников душой.

– И почему я не удивлена?

– Эден, пошли через улицу, – предложил Илай.

– Там же собачий холод, – мысленно покрываясь льдистой корочкой, простонала я не хуже похмельного Дживса.

Не прошло и минуты, как отморозить зад уже не казалось отвратительной идеей, более того, я с радостью померзла бы, лишь бы выбраться из общаги!

Смотритель забаррикадировал крыло! И нас в этом самом крыле. Уличные двери заперли на замок, закрыли на засов и наложили охранное заклятие. Для пущей надежности оставалось подпереть ручку шваброй.

– Форстад, у тебя же были ключи от перехода! – вспомнила я.

– Конфисковали, – покачал он головой.

– Есть запасной выход?