Магический код

Л она уже включила кран и пыталась отрегулировать воду до нужной температуры. И вид у нее был такой, как будто в этой жизни, кроме грязной посуды, ее вообще ничто не интересует. Как будто несколько секунд назад ее руки вовсе и не лежали на плечах у Ивана и ничего такого про фартук она не шептала ему на ухо.

Как будто все это Ивану приснилось.

Он молча наблюдал за тем, как она намочила в воде губку, как выдавила из банки каплю ядовито-зеленого моющего средства и принялась намыливать первую тарелку.

— Диана…

— Ну что еще?

— Мы ведь договорились, что посуду буду мыть я. Вы же специально для этого надели на меня фартук. Чтобы я не забрызгал джемпер.

— Ах да, — улыбнулась она и послушно отступила от мойки. — Извините, я забыла.

Теперь тарелку намыливал Иван. Ничего себе забыла, раздумывал он, глядя на то, как ядовито-зеленое средство для мытья посуды впитывается в губку, оставляя на ней едва заметный ядовито-зеленый след. Как это можно забыть о том, о чем говорила минуту назад. Это еще разобраться нужно, кто из них двоих немножко ненормальный. Вполне вероятно, что оба…

Она приняла у него из рук первую вымытую тарелку, вытерла ее полотенцем и поставила в шкаф. Планировка кухни у Дианы была замечательной — пространство возле мойки было таким узким, что им приходилось стоять почти вплотную друг к другу, иногда соприкасаясь плечами. Только жаль, тарелок было мало и мылись они слишком быстро, исчезая из мойки почти на глазах.

— Да вы спите, что ли, Иван? Ну, ей-богу, мы так до утра будем с этой посудой возиться.

— Я просто очень стараюсь.

— Он очень старается, — усмехнулась она. — А побыстрее нельзя стараться? Или вам нравится торчать возле раковины?

— Нравится, — честно признался он.

И она, кажется, поняла, что он имел в виду, сказав, что ему нравится возле раковины. Пробормотала себе под нос:

— Глупость какая, — и громыхнула тарелкой так, что Ивану показалось, будто тарелка разбилась.

Посуда из раковины продолжала исчезать с катастрофической скоростью. Диана нетерпеливо теребила в руках полотенце, но больше уже Ивана не подгоняла.

— Мы так и будем молчать теперь? — спросила она, будто на что-то разозлившись.

— Нет, не будем молчать. Будем разговаривать. Расскажите мне что-нибудь, Диана.

— Что, например?

— Ну, например… А знаете, в тот день, когда мы встретились в отеле, забавная такая штука вышла, — вдруг вспомнил Иван. — Я давно уже у вас хотел спросить, про глаза.

— Про глаза?

— Помните, когда мы встретились в море, у вас цвет глаза был точно такой же, как море. Сине-зеленый. А потом, когда вы… — Иван слегка запнулся, — когда вы танцевали на сцене, и потом, когда поднимались по лестнице, глаза у вас были совсем черные.

— Глупость какая, — ответила она категорично. — Вы что же, Иван, думаете, у меня запасные глаза есть?

— Ну, и об этом я тоже подумал. И про линзы.

— Не было никаких линз. Ерунда все это. Вы просто много выпили в тот вечер, поэтому у вас начались зрительные галлюцинации.

— Вы так думаете?

— Другого объяснения у меня нет.

— А может быть, у вас что-нибудь болело? Очень сильно?

— Очень сильно? Ну да, — вспомнила она. — Очень сильно болела нога. Я ее в кровь туфлями растерла. А танцевать все равно пришлось. И было правда ужасно больно. Но я терпела. Только я все равно не понимаю, как моя нога связана с глазами. Вы шутите, да?

— И вовсе я не шучу, — улыбнулся Иван с видом победителя. — Вы разве не знаете, что у человека от боли зрачки всегда расширяются?

— Глупость какая, — снова сказала Диана, убирая в шкаф очередную вымытую Иваном тарелку. Эта тарелка была последней — теперь на дне мойки лежали только ложки, вилки и два ножа. В переводе на время это минут пять-семь, не больше. Потом можно будет еще почистить раковину порошком и вытереть ее сухой тряпкой. Это еще две-три минуты. А потом возле мойки делать будет совсем нечего.

— И как это вы с больной ногой танцевали?

— Сама не знаю. Деваться просто было некуда — деньги-то мы авансом получили. А вы, значит, видели?

— Видел. Я в первом ряду сидел. За угловым с правой стороны столиком. Не помните меня?

— Смешной вы, Иван. Ну откуда я вас помнить могу?

— А вы здорово танцевали. Очень… натурально.

— Это как — натурально?

Он молчал. Ему снова захотелось провалиться сквозь землю или повернуть время вспять, чтобы дать себе возможность подумать прежде, чем сказать. Но повернуть время вспять невозможно, и провалиться сквозь землю невозможно тоже, при всем желании. Поэтому пришлось отвечать за сказанные слова.

— Ну, знаете, я даже подумал… И все зрители тоже подумали, что вы с Лорой… Ну, в общем, пара.

— Пара, говорите?

Она снова застыла с полотенцем в руках. Замерла, словно перед прыжком, и Иван сразу понял, что что-то изменилось. Тонкая невидимая ниточка, которая протянулась между ними и связала их в тот момент, когда она надевала на него фартук, положив ему руки на плечи так, как кладет женщина руки на плечи мужчине, когда собирается его обнять, вдруг натянулась, превратившись в струну, и готова была разорваться.