Магия Голоса

— Еваниэль, спасибо тебе за деликатность, доброту и понимание, но я, и в самом деле, не хочу жить. У меня это не получается так, как мечталось. А по-другому я не согласна, — не смогла я удержать хладнокровное выражение на лице, и не справилась со скорбной гримасой, думая о том, как это всё-таки печально, что жизнь потеряла для меня ценность, ещё толком не начавшись, когда я даже совершеннолетия не достигла.

— Ивануэль, давай поговорим об этом дома, в родных стенах, после того как ты попьёшь, поешь, поспишь и восстановишь резерв Силы. Ладно?

После этих слов в животе у меня предательски заурчало, и я с грустью подумала, что тело моё, в отличие от души, умирать явно не хочет.

— Ладно, — согласилась я, с тяжелым вздохом.

В конце концов, и правда, я могу подумать обо всём, ещё раз, завтра, в своей родной комнате. И окончательно решить, что же мне делать.

Я встала с дивана, пошатываясь от слабости. Заколола мокрые от слёз, волосы. Начала собирать свои вещи, принесённые ещё из родительского дома, твёрдо решив, что не возьму ничего из подаренного Лазарэлем. Но двигалась я так медленно и неуклюже, что Еваниэль была вынуждена включиться в этот процесс.

Когда четыре больших сумки были собраны, Еваниэль пошла за Эдмунизэлем. Опять всё сжалось у меня в груди от тревоги, перед встречей с отцом. Что я ему скажу? Наверное, чувство стыда и вины будут теперь всегда со мной.

Но говорить, к моему облегчению, ничего не пришлось. Эдмунизэль подошёл ко мне, обнял, прижал к груди, погладил по спине. Поцеловал в макушку, ни слова не сказав и не спросив, отпустил меня. Подхватил две сумки и, так же молча, двинулся к выходу. Мы с Евануэль, тоже, взяли по сумке, и пошли за ним. Около двери я на секундочку задержалась. Сняв с руки брачный браслет, аккуратно положила его на полочку.

Была ещё ночь. Темно. Только звёзды мерцают в небе, даря свой слабый свет. Хорошо, что идти недалеко. Может быть, нас никто не увидит, избавив меня от дополнительного стыда.

Когда пришли домой, Алинаэль, которая в отличие от Александрэля, жила с родителями, не вышла из своей комнаты, видимо ментально ощущая, что я не готова сейчас к встрече и каким-либо разговорам. И я была благодарна ей за эту деликатность. Сейчас, мне никого не хотелось видеть. А завтра, я наберусь мужества и поговорю с ней, рассказав о своей глупости и своих невзгодах.

Еваниэль заставила меня поесть, хоть еда казалась мне безвкусной, и выпить целый кувшин укрепляющего и успокаивающего отвара, а затем отправила спать.

Осмотревшись в своей комнате, отметила, что здесь ничего не изменилось, пока меня не было. Неужели они знали, что я вернусь? Вот, даже тетрадь со стихами для песен лежит на столе. А ведь я, за время своего неудачного замужества, не написала ничего нового. Почему? Ведь столько сильных и разных эмоций за это время испытала. Может быть, из-за того, что Лазарэлю этого от меня не было нужно. Он не поощрял, ничего не ждал. А больше я, практически, ни с кем не общалась. Раньше-то, всё время, или родители, или сестра, или брат, или музыканты, или фанаты-поклонники теребили меня вопросами:

— Ну, ты написала что-нибудь новенькое? Когда можно послушать?

С этими невесёлыми мыслями я уснула.

На следующий день и во все последующие, я не хотела выходить из своей комнаты и не хотела ни с кем общаться. Формально, односложно отвечала на вопросы. Утром, механически, чтобы не возникало лишних разговоров, умывалась, одевалась, что-то ела, а потом, большую часть дня, лежала в кровати, в какой-то полудрёме. Потеряв представление о времени, ни о чём не думая, ни о прошлом, ни о будущем, я, не испытывала никаких желаний и чувств, как будто что-то, действительно, умерло во мне.

Всё изменилось, кажется, дней через десять, когда в мою комнату, решительно нарушая моё личное пространство, вошёл Эдмунизэль. Я, как всегда, лежала в кровати, свернувшись в комочек, в позе эмбриона.

Придвинув кресло ко мне ближе, Эдмунизэль сел в него и сказал:

— Детка, сядь, пожалуйста, и послушай меня внимательно.

— Слушаю, — неохотно отозвалась я, перестав притворяться спящей, подтянулась вверх и села, прислонившись к спинке кровати.

— Эльфам, да и степным оркам, хотя бы небольшому их числу, очень нужна твоя помощь.

Я недоумённо округлила глаза. Это какая-то бессмысленность, несуразность! И слышать ее от отца было удивительно.

— Начну издалека, — продолжил Эдмунизэль. — Ты ведь знаешь, что Дар некроманта, которым обладает Петрос, абсолютно чужд эльфийской магии. В отличие от нашей магии Жизни — это, недоступная нам, орочья магия Смерти. Мы, вообще, даже не сразу поняли, что это такое. Здесь, в Эльфийском Лесу, Петросу никто не может помочь развить его Дар и хоть чему-то обучить. Поэтому мы с ним решили, что помощь в этом вопросе ему могут оказать только шаманы орков.