Магия и кровь

Тут уж можно поднимать бровь сколько угодно — все мало будет. Я обгоняю Люка и занимаю очередь. Уже не раннее утро, когда все спешат на работу, как обычно по будням. У фургона выстроились молодые мамы и папы с колясками, школьники и студенты — у кого-то каникулы, кто-то сегодня решил позаниматься дома — и старички на утренней прогулке.

Стоять с такими в очереди — сплошное удовольствие: они спокойно смотрят себе в телефоны или болтают друг с дружкой. Ни от кого не веет беспокойством, никто никуда не опаздывает.

Я смотрю на Люка, а он — на покупателей, которые заказывают еду у продавщицы. Глубокие тени под глазами, напряженно поджатые губы выдают его невеселые мысли. Наверняка он думает про Джураса.

Я опускаю глаза и смотрю на траву под ногами. Значит, мне было достаточно прокатиться на трамвае и порадоваться, что скоро дадут поесть, — и я ненадолго забыла, чтό сделала.

Мне хочется во всем признаться. Выдать Люку все свои тайны — как он поделился со мной тем, что думал о Джурасе.

Рассказать ему все-все и о себе, и о своей семье. О том, что я сделала с Джурасом и что знаю о Джастине. О своем задании.

У меня такое чувство, что стоит мне поведать Люку все свои тайны, как он мне поможет. Придумает какой-нибудь гениальный выход из положения. Мы сделаем все вместе — как вместе выяснили, что случилось с тетей Элейн. Когда мы с ним вдвоем, у нас все получается. Пара пустяков. Как удачный рецепт — когда готовишь по нему, всегда выходит идеально.

Я переплетаю пальцы, потом сжимаю кулаки. Все это прекрасно — просто такого никогда не будет.

Если Люк все узнает, ему это точно не понравится.

Тогда я больше не увижу его фирменную улыбку с прикушенной губой. Больше не увижу его открытого взгляда. Он перестанет рассказывать мне истории из своего детства. И пожалеет, что украсил меня временной татуировкой.

Он даже не станет тем, кого я впервые увидела на ознакомительном собрании в «Ньюгене». Воображалой, которого я бесила.

Если Люк узнает правду, он возненавидит меня.

Внутри у меня все сжимается и переворачивается одновременно. Я морщусь.

— Что с тобой? — хмурится Люк.

— Ничего, просто проголодалась. Тебе разве не бывает нехорошо, если не поешь вовремя?

Люк сует руки в карманы.

— Да нет. Просто надо иногда есть, а когда именно — неважно.

— Сколько раз в день ты ешь?

— Обычно один.

Я оторопело разглядываю его, не понимая, как его организм до сих пор не развалился от такого обращения.

Люк переминается с ноги на ногу:

— Ты не могла бы перестать на меня глазеть?

— Ой! Прости.

Но он все равно переминается с ноги на ногу.

— Прости, я не сообразила, что тебе это может быть неприятно. Я потрясена, что ты до сих пор на ногах стоишь.

— Я привык, что многие… проявляют интерес к моему телу, и это противно. Большинство относится ко мне нормально, и я понимаю, что ты не из тех, но все равно не очень приятно.

К щекам у меня приливает жар.

— Извини, больше не буду.

Мне так и хочется подробно все объяснить, рассказать, что ничего плохого у меня и в мыслях не было, но я себя останавливаю. Иногда надо просто извиниться и заткнуться.

— Спасибо. — Люк продвигается на шаг вперед в очереди. — Как ты прекрасно знаешь, сейчас в готовые макароны с сыром добавляют витамины и минералы.

Я хмыкаю и смеюсь, но потом все-таки беру себя в руки:

— Не годится, что люди такое себе позволяют. Лезут не в свое дело.

— Да, — кивает Люк. — Правда, если это происходит, то обычно в момент первого знакомства. Потом уже все начинают бестактно интересоваться другими вещами.

— Например?

— Моей работой, карьерными достижениями…

— И твоим всепобеждающим обаянием.

— На это всем плевать.

— Судя по двухзвездочным отзывам, многим не плевать.

Люк скрещивает руки на груди:

— Да нет. Можно обращаться с людьми как угодно мерзко, и они все равно будут тебе улыбаться как миленькие, если сочтут, что ты можешь оказаться им полезным. — Лицо у него становится таким, как в нашу первую встречу. — Можешь быть обаяшкой, можешь быть козлом. Если тебя нельзя использовать, ты в любом случае никому не интересен. Даже если бы Джастин любил меня больше всех на свете, но считал, что в профессиональном смысле я для него не лучший вариант, он все равно отправил бы меня домой, как всех. Люди есть люди.

Мне нечего ему возразить — у меня самой есть скрытые мотивы. Как у всех.

— Кроме тебя, — продолжает Люк. — Я думал, может, ты хочешь добыть стажировку двоюродной сестре, но она уже получила рекомендацию, а Джастин записал ее на экскурсию, чего я не мог. И я уже помог тебе с тетушкой. У тебя нет никаких причин продолжать общаться со мной. Но ты здесь. Это для меня очень важно.

Теперь я себя ненавижу. Невольно опускаю голову на грудь, чтобы не смотреть ему в глаза. Конечно, я и раньше бывала недовольна собой. Постоянно волновалась из-за того, достаточно ли я хороша. Можно было и поменьше. Но в целом я себе всегда нравилась. А теперь — нет.