Магия лета

Резкая боль отступила, но внутри все казалось одной мучительно ноющей раной. Причиной этого был он, ее муж, который по-прежнему не желал убраться восвояси. Он был внутри, очень глубоко. Казалось, он проник в нее до самого желудка Как это было возможно? Почему ее тело позволило это. почему мышцы не сжались и не перекрыли ему доступ? Слезы отступили далеко-далеко, оставив только боль, возмущение и общее чувство нечистоты. Она была совершенно беспомощна, беззащитна, словно вываляна в грязи. Она прижала ладонь ко рту, заглушая сухие рыдания. А его громадные ладони продолжали упираться в плечи, не давая вырваться. Ничего не оставалось, как только выдержать весь этот ужас до конца.

Фрэнсис уронила руки вдоль тела, и тотчас внутри началось движение. Сначала медленное, потом все более частое и быстрое. Туда-сюда, туда-сюда. Было неприятно, но почти совсем не больно.

— Еще немного, Фрэнсис… — процедил он (так ей показалось) сквозь зубы.

Хок почувствовал, что дольше сдерживаться не сможет. Да и чего ради было оттягивать «удовольствие»? Чтобы его увеличить? Это звучало как ядовитая насмешка. Он сделал несколько самозабвенных толчков, ненадолго ощутив бледную тень наслаждения, и позволил себе излиться внутрь неподвижного, безответного тела.

Фрэнсис услышала над ухом что-то вроде глухого рычания и почувствовала внутри противную влажность. И это тоже было из-за него.

Она лежала, затаившись, стараясь не шевелить даже ресницами.

Боже милостивый, как же она его ненавидела! Да и как еще можно было относиться к тому, кто подверг тебя такому унизительному испытанию? Это было мерзко, мерзко и подло!

Первое, что Хок ощутил сразу после оргазма — нет, после семяизвержения, — было легкое отвращение. Ему захотелось отодвинуться подальше от тела, разительно похожего на мертвое, разве что до конца не остывшее. Он чувствовал жалость и вину за боль, которую причинил, но понимал, что это было неизбежно. Проклятие, он ведь старался, чтобы все прошло как можно легче для нее!

— В следующий раз больно не будет, — сказал он, вытягиваясь рядом с Фрэнсис на скомканной простыне.

Он спрашивал себя, все ли мужья пользуются кремом и каждый ли раз ему придется делать это. Поразмыслив, он решил, что надо быть к этому готовым. Жены (во всяком случае, те из них, что были настоящими леди) не испытывали плотского удовольствия, неудивительно поэтому, что мужу приходилось принимать кое-какие меры, чтобы облегчить дело.

Хок встал с постели. Сердце все еще билось учащенно.

— Все в порядке, Фрэнсис? — спросил он, обеспокоенный ее неподвижностью и молчанием.

— Да, — прозвучал тихий, безжизненный ответ.

Хок попытался коснуться ее, но только пожал плечами. Должно быть, ее неведение было большим, чем ему казалось.

— Больно было потому, что у каждой девушки есть девственная плева, — начал он не без неловкости. — Ее приходится разрывать, и… э-э… бывает немного крови. Утром ты можешь увидеть на простыне пятно, так что не волнуйся на этот счет. В первый раз так и должно быть, но потом ни боли, ни крови не бывает.

По крайней мере Хок очень на это надеялся. Как бывало на самом деле, он толком не знал, потому что до сих пор не лишал женщин девственности.

Произнеся эту в высшей степени утешительную речь, он поспешил к двери и обернулся, только взявшись за ручку.

— Увидимся утром, Фрэнсис. Спокойной ночи!

Самое время выпрыгнуть в окно, подумала она равнодушно — и не двинулась с места. Все тело ныло, словно избитое, внутри то подступала, то уходила слабо пульсирующая боль. Между ног было отвратительно мокро. Ее кровь? Его семя?

У нее не было ни малейшего желания выяснять это.

«В следующий раз больно не будет». В следующий раз! Сколько нужно следующих разов, чтобы зачать ребенка? Это была единственная причина, по которой ей пришлось вываляться в грязи, так сколько же раз ей придется чувствовать себя самкой под самцом? А вдруг он нарочно разорвал что-нибудь внутри нее, притворяясь, что лишает ее девственности? То, что случилось, напоминало штурм крепости, ворота которой были разбиты вдребезги здоровенным тараном. Это было забавное сравнение, но Фрэнсис даже не улыбнулась.

Заметив, что в каждое ухо скатилось по крупной слезе, ома разозлилась на себя.

— Ненавижу… ненавижу!.. — прошептала она, не зная точно, к кому обращается: к мужу или к себе самой.

Неуклюже выбравшись из постели, Фрэнсис проковыляла к тазу с водой. Что бы там ни было у нее между ног, она не хотела это видеть и просто судорожно обтерла там мокрым полотенцем.

Расположившись в своей кровати, Хок закинул руки за голову и предался размышлениям. Он чувствовал, что не посрамил себя как джентльмена. Он обошелся с женой как с настоящей леди — то есть с должным уважением и осторожностью. Правда, ей все равно было больно, но в первый раз с этим ничего нельзя было поделать. У нее внутри было так узко… так сладостно тесно! Он заметил, что реагирует на это воспоминание, и нахмурился. Вот еще не хватало! На пару ночей Фрэнсис стоило оставить в покое. Ей, наверное, до сих пор больно. Он ведь не маленького размера, а она не привыкла к сексу.