Остановился рядом с алтарным камнем. Уже по привычке коснулся рукой знакомой щербинки на его краю, словно вновь хотел убедиться, что та мне не привиделась. Посмотрел на кучку зелёных листьев, что лежали на его поверхности. Я не однажды убирал их отсюда, но к моему следующему визиту на алтаре появлялись новые — всегда свежие, точно лишь пару тактов назад сорванные с дерева. Липа — любимое дерево Сионоры. Её ветви и листва никогда не засыхали рядом с алтарём богини любви. Мой народ верил, что освящённые на алтарном камне Сионоры листья липы привлекали удачу.
В этот раз я не коснулся листьев: пришёл сюда не ради них. Саламандры обходили меня стороной, создавая вокруг меня островок мрака. Уже привык к подобному поведению духов. Я посмотрел на прятавшуюся в тени статую Сионоры — на выточенное из камня лицо богини. Призвал огонь, подвесил похожий на маленького саламандра сгусток пламени над своей головой. Вставленные в каменные глазницы скульптуры камни словно ожили: засверкали, отражая многочисленными гранями свет моего огненного шара. Мне почудилось, что статуя ожила, что богиня смотрит на меня — так же, как и я в своем сне смотрел через эти камни-глаза на Тилью.
— Где она? — спросил я. — Где Тилья?
Прикоснулся к отметке на своей шее.
— Я знаю: ты меня слышишь, — сказал я. — Не сомневаюсь, что ты следила за мной. Давно — с того самого дня, как стала моей покровительницей. А может и всегда. Мама говорила, что ты любишь наш народ и заботишься о нас. Потому ты и показала мне тот сон? Хотела рассказать, что здесь случилось? Я правильно тебя понял? Так помоги же теперь найти Тилью. Ты видела, что я ищу её. Но почему-то не хочешь мне помочь. Или я в чём-то провинился перед тобой?
Огонь над моей головой дёрнулся, будто рядом кто-то приоткрыл окно. Я не почувствовал движение воздуха, но тени на лице каменной Сионры дрогнули. Поверхность камня словно на мгновение пришла в движение. А богиня точно на короткое время ожила. Мне показалось, что губы у статуи изогнулись в ухмылке. А в её блестящих глазах привиделось лукавство.
— Ведь это был не просто сон! — сказал я. — Знаю: она действительно сюда приходила. Теперь я в этом не сомневаюсь. Стояла там же, где теперь стою я. Возносила тебе молитвы. Бросила пожертвования на твой алтарь — золото и волосы. Благодарила тебя. И видел её здесь не только я. Ведь так? Твой менестрель в балладе пересказал молитвы моей подруги едва ли не слово в слово.
Я говорил громко. Не таился. Да и не понимал, кого мне было опасаться в этом обезлюдевшем городе — здесь даже духи обходили меня стороной. Не смутился и от того, что звуки моего голоса эхом отражались от стен и сводов храма. Сверлил взглядом лицо статуи. Смотрел на то, как едва заметно вздрагивали отражения пламени в гранях зрачков-камней. Тени по-прежнему кривили каменные губы в ухмылке.
— Сомневаюсь, что те слова песни он придумал сам, — сказал я. — Уверен: менестрель их действительно слышал. Так же, как и я — во сне. Он видел, как моя подруга молилась здесь, перед твоей статуей. Как она благодарила тебя за любовь, за заботу обо мне, за то, что ты есть. Ты показала Тилью и ему. Я прав? Иначе он не смог бы вставить её слова в свою песню. Но что ещё ты ему рассказала? Почему в его песне и Зверь, и Колдунья умерли?
Я шагнул к статуе. Шар огня приблизился к каменной Сионоре вслед за мной, разогнал тени. Иллюзия эмоций исчезла с лица богини. Я протянул руку, прикоснулся к камню. На улицах города солнечные лучи давно бы уже нагрели его. Но здесь, в храме, его поверхность оставалась холодной — как кожа Тильи тогда…
Сионора не отвечала. А я не понимал, как ещё могу привлечь её внимание: слова не помогали. И вдруг понял, что шепчу ту самую молитву, что не однажды слышал от Тильи.
— … Обрати на меня свой взор, милостивая Госпожа, — повторял я. — Узри своего раба со склонённой пред твоим алтарём головой, с преклонёнными коленами, с униженной мольбой и просьбой. Не обдели меня своим вниманием, великодушием и благословлением. Услышь стоны моего сердца и плачь моей души. Не оставь без внимания мою боль и страдания, мои унижения и слёзы. Прислушайся к бушующей в моей груди ненависти и ярости. …
Прикрыл глаза. Лицо богини исчезло. Перед мысленным взором я как наяву увидел Тилью.
Услышал её голос, повторял вслед за ним:
— … Услышь меня, милостивая Госпожа. Твой светлый лик разгоняет мрак. Твой взгляд растопляет лёд. Твои речи дарят страждущим покой и надежду. …
В детстве я нередко ходил в храм всех богов — чаще с мамой. Но иногда и с отцом. Мы подходили к алтарям покровителя охотников Васаира и богини любви Сионоры. Никто из моих родителей не зачитывал богам молитв. Они лишь просили удачи и благословления, да приносили богам положенные по нашим обычаям дары — десятую часть добычи.
Молитвы — придумка людей. Я и узнал о них только здесь, в Селенской империи.
И впервые повторял только сейчас.