Магия слова

Однажды пришлось даже заняться последовательным переводом. Дело было в 1996 году. В составе Центральноазиатского миротворческого батальона я в качестве репортёра был командирован на учения НАТО «Cooperative Osprey», на базу морской пехоты Кэмп-Лежун (Северная Каролина, США). От СНГ приехало 25 журналистов, никто языка не знал. Разумеется, с переводом меня припахали. Эта практика сработала во благо моему английскому: постепенно стал ловить себя на том, что не перевожу в уме английское предложение на русский и наоборот, а автоматически выдаю готовую фразу.

Пожалуй, в этот раз и ещё двумя годами ранее, тоже в Штатах, где неделями не слышал русского слова и под душем пел русские блатные песни, чтобы не забыть родную речь, я глубже всего погружался в английский язык.

В последние годы практики у меня поменьше, многое стал забывать, но тот ещё, университетский несгораемый запас не превратился в пепел.

Без тени кокетства признаю, что не обладаю особыми способностями к языкам — тем более такими, как у Петрова. Исключительные дарования мне, наверное, отчасти заменил живой неподдельный интерес к иностранному языку и любовь к русскому. Это я к тому, что изучение зарубежных наречий — вовсе не элитарное занятие, как может показаться, а вполне себе демократичное.

Сейчас знанием английского никого не удивишь, потому что мотиваций хоть отбавляй: работа в иностранных компаниях, учёба за границей, необходимость осваивать компьютер, путешествия, перспектива заморского брака и т. д. И в новом тысячелетии меня уже не спрашивают за бугром, откуда English. Полагаю, что скоро знать лишь один иностранный язык будет считаться (если уже не считается) в известной мере знаком отсталости.

Так что для чистоты эксперимента подопытный Петрову попался правильный — типичный представитель интеллигенции, со средним уровнем владения одним иностранным языком, не самый продвинутый, но и не самый тупой. Сразу уточню: Дмитрий принимает на свои курсы и тех, кто не знает никакого языка (кроме родного, разумеется). Как говорит он сам, «любой человек изначально полиглот». А мой английский нам нужен исключительно для того, чтобы, повторюсь, сравнить, как пойдёт итальянский — легче или тяжелее, быстрее или медленнее.

День первый, суббота

Вечер. Мы сидим за низким столиком в моей уютной квартирке. У Петрова на коленях заснула кошка Малёха. Поглаживая её, он начинает:

— До того, как будут произнесены первые слова на итальянском, мы начнём с тобой с лёгкой медитации. Во-первых, даже сгорая от страсти к изучению итальянского языка, ты не сможешь сразу выкинуть из головы все свои другие мысли, заботы, проблемы. Тебе надо, во-первых, добиться лёгкой релаксации, то есть сделать своё сознание и подсознание более прозрачным и восприимчивым.

— Это ты у нас мастер восточных единоборств и умеешь медитировать, —

отвечаю ему. — А я обычно достигаю лёгкой релаксации старинным дедовским способом: выпил — и никаких проблем. Да и сам ты, кстати, журналу «Медведь» вот что говорил — я специально отложил, цитирую: «Выпивка, несомненно, способствует. Целое поколение студентов иняза начинало говорить именно по пьянке! Люди приходили в пивную и после второй раскрепощались и начинали говорить друг с другом на языках, которые изучали. Нужна встряска, нужен альтернативный взгляд на реальность!» Тем более у нас с собой было… Ну что, посмотрим на реальность альтернативно?

Против таких железных аргументов Петров не нашёлся что возразить, и мы, благословясь по первой, продолжили.