– Но ее поклонение просто омерзительно! Она настоящая дурочка, и от ее восторженных глаз меня тошнит! – крикнула она вслед.
Грейсон засмеялся и, не оборачиваясь, махнул ей рукой.
– Кин делает слишком длинные паузы между фразами, – шепнула Розалинда тете Софи, прикрываясь веером, – так что трудно понять, закончил ли он монолог или будет читать дальше. Бедная Офелия посчитала, что закончил, и подала ему реплику. Даже отсюда я видела, как злобно он на нее смотрел. И перебил, не дав договорить.
– Но, дорогая, – тихо возразила тетя Софи, – в нем столько страсти. Он буквально излучает эту страсть. И каждый жест трогает женские сердца. Взгляни на эти чудесные декорации! Говорят, Кин настаивает, чтобы они в точности соответствовали эпохе.
– Тетя Софи, вы смеетесь надо мной?
– Разве что подсмеиваюсь. Не более того. Ему, конечно, далеко до отца. Но с ролью он вполне справляется.
Николас сидел неподвижно и, казалось, дремал. Розалинда ткнула его под ребра:
– Не смей засыпать, Николас. Твой храп все испортит. Медленно повернувшись, он улыбнулся ей. Розалинда едва не лишилась чувств. Сердце покатилось прямо в мыски белых атласных туфелек. Боже, она впервые увидела его всего две ночи назад, а сегодня утром он поцеловал ей руку, и мир перевернулся. Но это не важно. Она принадлежит ему.
– Нет, – прошептал он, обдавая ее щеку теплым дыханием. – Я слаб, Розалинда. Пощади меня.
– Слаб? Ха!
Она прижала кулак к губам, чтобы заглушить смешок, и оглядела Грейсона и Лорелею. Грейсон, кажется, всерьез заинтересован: все признаки налицо. К сожалению, заинтересован он не своей соседкой, а разворачивающейся на сцене драмой. Он подался вперед, положив руки на колени, и был полностью поглощен игрой актеров. А вот Лорелея смотрела не на Кина, а на Грейсона. При виде огромных обожающих глаз Розалинде захотелось ее толкнуть. Лорелея готова стелиться ковриком у его ног! Но погодите… неужели она, Розалинда де Лафонтен, точно так же смотрит на Николаса? Как влюбленная дурочка? О Господи. Возможно ли такое? Она возьмет себя в руки. У нее тоже есть достоинство!
– Лорелея прелестна, а Грейсон греется в лучах ее обожания, – тихо заметил Николас.
– А, по-моему, ты ошибаешься, – вздохнула Розалинда. – Слепой болван полностью поглощен происходящим на сцене.
– Вот уж нет. Кажущееся безразличие притягивает девушку, и Грейсон прекрасно это понимает.
– Она уже увлечена им. Еще немного притяжения – и ее расплющит о его грудь. Но если ты прав, значит, она ему нравится и, возможно, он сделает ее героиней следующей книги.
В этот момент Кин что-то завопил, прижал руку к груди, пошатнулся и, склонив голову, изящно упал в кресло. Очевидно, поза была идеально отработана и далась ему без труда. Зеленый занавес опустился. Раздались громкие аплодисменты.
Когда аплодисменты, свист и топот стихли, продавщицы апельсинов объявили антракт.
– Прекрасная ложа, – похвалила Розалинда. – Отсюда видно все и всех. Как же много народу сегодня собралось! Бьюсь об заклад, в театре заняты все места. Как чудесно, что твой отец забыл о том, что купил ее!
– Миранда в бешенстве, оттого что не может ее заполучить! – усмехнулся Николас и неожиданно повернул голову влево.
Розалинда проследила за его взглядом и заметила, что на них смотрят двое молодых людей.
– Твои братья, полагаю.
– Да, – кивнул Николас. – Старший, тот высокий брюнет, очень похожий на меня, – Ричард. Бледный молодой человек, который выглядит изголодавшимся поэтом, – Ланселот. Из них двоих, полагаю, он более опасен, поскольку крайне недоволен своей внешностью, своим именем и желает, чтобы я упал мертвым к его ногам.
– А самый младший?
– Обри. Ему всего восемнадцать. Учится в Оксфорде. Не знаю, какой у него характер.
– Эти двое даже не улыбнутся.
– Еще бы! Наверняка гадают, почему я сижу с Шербруками, влиятельной семьей, которую они не посмеют оскорбить. Возможно, они даже зайдут сюда во время антракта. Смотри. Они выходят из ложи своего друга.
– Только не сбрасывай их через перила ложи, – попросила Розалинда, – могут пострадать ни в чем не повинные люди.
Николас слегка улыбнулся.
Не прошло и пяти минут, как занавес ложи раздвинулся. Ричард Вейл подошел к чете Шербрук и поклонился:
– Сэр, мадам, я Ричард Вейл. Это мой брат Ланс. Мы не знали, что вы знакомы с нашим единокровным братом Николасом.
Райдер кивнул молодым людям, отчетливо ощущая исходившее от них напряжение.
– Очень рад. Позвольте представить вас остальным. Это моя воспитанница Розалинда де Лафонтен и мисс Лорелея Килборн. Мой сын Грейсон. И конечно, вы хорошо знаете своего брата.
– Единокровного брата, – поправил Ланселот.
Они с Ричардом коротко кивнули Николасу. Тот холодно улыбнулся. Поскольку Розалинда сидела рядом с Николасом, то и удостоилась пристальных взглядов. И нужно сказать, недобрых.
– Я читал ваши книги, мистер Шербрук, – обратился Ланс к Грейсону. – Я и сам подумывал начать писать, возможно, мемуары, поскольку я вел весьма интересную жизнь. Но, знаете ли, я так занят!
Грейсон кивнул: