Магия тени

С той же неторопливой кошачьей грацией Страж разворачивается к Чаше и медленно выдыхает, поводя головой туда-сюда.

В небе, сплошь затянутом облаками, дрожит размытый бело-желтый шар. Почти над головами.

Туман над каменной чашей помалу рассеивается, и из пещер доносится шелест. Сначала очень тихий, потом громче, потом он разносится эхом со всех сторон и по всем ярусам — вблизи, издалека, повсюду. Из пещер высовываются первые драконьи морды. Сверху не понять, все ли драконы выглядят как Страж или отличаются от него. Видно только, что чешуя у них разного цвета: коричневая, зеленоватая, бурая…

— Теперь идите. — Бирюзовые глаза тускнеют, каменные веки тяжелеют. — Идите и не оглядывайтесь. Драконова Чаша — не место для людей.

Глаза закрываются, хвост сворачивается колечком вокруг лап, и змей застывает на своем вечном посту, как чешуйчатый сторожевой пес.

— Это да, — едко говорит Гасталла и рукавом отирает пот со лба, — это мы уже и сами поняли, каменная твоя башка.

За тысячи переходов к югу Террибар, болезненно морщась, разглядывает ограду вербяного поселка. Наготове лучники. И костры.

— Как думаешь, Оль, у нас получится?

— Получится. — Маг вздох-другой прислушивается к себе, а потом его лицо озаряет недоверчиво-счастливая улыбка. — получится. Это я тебе как прорицатель говорю.

Гласник оборачивается к северу. Он не видит ничего дальше пизлыкского леса, но знает, что где-то там, далеко-далеко, у других магов тоже все получилось. Губы Оля неслышно шепчут что-то. Он улыбается. Потом снова оборачивается к повеселевшему Террибару. Глаза его блестят.

— Давай, командуй. Надеюсь, лучники не подожгут поселок этим своим… привлекающим изворотом? И пусть все, что нас не прибило, сей вздох про это пожалеет, потому как теперь приходит наш черед!

* * *

Ыч и Алера пробираются в вербяной поселок от закраины, со стороны порченого поля. Ыч прячется среди верб, пригибается неловко, и тугая повязка впивается ему в живот. Тролль знает, что Кальен снова будет ругаться, но нельзя же было оставить Алеру одну!

Она пробирается дальше — туда, где заканчиваются заросли верб. Оглядывается и машет троллю. Тот на цыпочках покидает укрытие и неслышно движется следом, пригибаясь и держась в двадцати шагах позади. За оградой орут, слышен стук и лязг, рев троллей.

Как же тут стало грязно и пусто!.. Вот и кузня, за нею — колодец, а дальше — большой дом, за которым начинается главная поселковая улица.

Едва не взвизгнув, Алера отшатывается: по всей дороге прямо посреди заснеженной улицы — шевелящиеся заросли высотой по колено.

Бело-зеленые жгутики растений тихо шуршат и подрагивают, словно вынюхивают что-то.

Они растут из мертвых тел, аккуратно уложенных вдоль улицы плечом к плечу. Растения обвивают их, поглощают их, ползают по ним, как трупные черви-переростки.

Алера отводит взгляд, не в силах смотреть на эти мертвые-живые тела, но все равно видит их. Видит жгутики неизвестных бело-зеленых растений, которые чутко трепещут над трупами. Ыч сопит за большим домом. Поднимается ветер. Крики и лязганье слышны уже не только за оградой поселка, но и с другой стороны, из города.

У Алеры дрожат пальцы, и она никак не может вытащить пробку из плоской деревянной фляги, а когда наконец вытаскивает — едва удерживается, чтобы не выплеснуть всю жидкость на ближайшие тела.

— Несколько капель, — строго наставляла ее Имэль, — и старайся не дышать над ними.

Алера надеется, что скрытная эльфийская старуха знала, с чем предстоит столкнуться и что ее варево подействует. Девушка осторожно наклоняет флягу над ближайшим телом, стараясь глядеть только на густую рубиновую жидкость, которая капает из горлышка, но глаза все равно замечают, как по-червячьи возятся толстые жгутики — на этих телах, на других, повсюду, будто весь мир и Миры оплетены этими растениями.

Потом Алера вспоминает, что теперь нужно говорить просто «весь мир», потому что нет больше никаких Миров. Стискивает зубы и движется с флягой дальше, вдоль дороги мертвецов.

Ыч медленно выглядывает из-за дома, сосредоточенно изучает открывшуюся картину. Молчит. Рубиновые капли вязко падают на шевелящийся ковер из стебельков и плоти, и те иссыхают за какие-нибудь два-три вздоха. Воздух наполняется листвяным шелестом, из-за которого кажутся тише крики за оградой и городской стеной.

Пальцы без рукавиц быстро замерзают, плохо слушаются, а жидкость из фляги и дорога из тел-растений все не заканчиваются. Высыхая, бело-зеленые отростки источают вонь гнилой соломы, и вскоре смрад окутывает все вокруг, заполоняя мир и Миры...

Заполоняя мир. Нет больше никаких Миров. Алера скрипит зубами и до боли в пальцах стискивает флягу. Она бы с удовольствием пнула ближайший труп, если бы это не было так противно.

Тела иссыхают одно за другим, и флягу приходится наклонять все сильнее. Алера не знает, хватит ли рубиновой жидкости на всех, что еще остались. Но тела иссыхают, и пляшущий за оградой ветер становится слабее и тише, он уже не звенит задорно и лихо — жалко шепчет что-то, едва касаясь лиц людей. И дурное марево постепенно уходит из их глаз.