И попытался встать. Все вокруг дрогнуло, будто пирамида откликнулась на его движение. Атлеко с удивлением поглядел вниз. Одежда пристала к коже, срослась с ней. По тому странному оранжевому материалу, который теперь покрывал его плоть, вверх поползли лепестки гранита. Они медленно поднимались по согнутым коленям, лодыжкам и бедрам, и там, где они прошли, Атлеко уже не чувствовал своего тела — а вернее, привычные ощущения сменялись давящей тяжестью.
— Что ты делаешь?! — прокричал он, вновь, пробуя подняться.
Каменная корка потянулась, пошла мелкими трещинками возле ползущего вверх рубежа, но ниже, где она успела затвердеть, ничто не шелохнулось.
Граница достигла пояса. Теперь ноги Сола превратились в часть древней статуи со сглаженными временем очертаниями. Он в третий раз попытался вскочить, напряг мышцы... которых уже не было. Чара и камень вокруг него соединили бесчисленные кремневые сухожилия, они натянулись, и гранитный пол шевельнулся вместе с Солом.
Он попробовал закричать — но не смог. Граница камня добралась до груди, и сердце чара затвердело. Сол запрокинул лицо вверх, вскинув руки над головой. Они ходили ходуном, будто наслаждаясь последними мгновениями жизни, пальцы шевелились, сгибались и разгибались, щелкали суставы. Граница достигла шеи. Согнутые ноги стали фундаментом, бока — стенами, ребра — перемычками; чар ощущал, что в его животе кто-то двигается; он теперь мог заглянуть внутрь себя, на лестницы своих костей, комнаты своих легких, кладовые почек и каменный мешок желудка, на площадки, в каморки, чердаки и балконы, в гулкие залы своей плоти, по которым бегали фигурки людей с мечами и кривыми саблями. Гранит достиг головы — теперь лишь запрокинутое лицо, обрамленное овалом камня, смотрело в потолок. Лицо текло; по нему проносились, сменяя друг друга с невероятной скоростью, гримасы: брови подскакивали на лоб и тут же опускались, хмурясь, дергался нос, глаза беспрерывно подмигивали, щеки ходили волнами.
Он пошевелился, и Гора Мира зашевелилась вместе с ним. Камень достиг локтей, взбежал к запястьям. Лицо уже стало маской с грубыми, неровно высеченными чертами. Ярко-рыжие волосы превратились в твердые иглы. Пальцы шевельнулись в последний раз, срослись и застыли.
Но не надолго. Коленопреклоненное изваяние медленно опустило голову. Согнулась, поскрипывая каменной кожей, рука — медленно, очень медленно. Каждое движение давалось с неимоверным трудом, тело наполнилось гранитной тяжестью. Отныне никаких быстрых жестов, никаких прищелкиваний пальцами, кивков, гримас и ужимок. Чтобы совершить малейшее движение, требовалось приложить тяжкое, изматывающее усилие, сосредоточить всю силу воли.
Лицо статуи повернулось, что-то едва заметно сдвинулось на нем. С хрустом нижнюю часть прочертила горизонтальная трещина. Посыпались отколовшиеся мелкие камешки, и гранитные губы разжались. Едва слышный, доносящийся будто сквозь толщу земли, из глубокого подземелья, голос произнес:
— Что ты сделала со мной?
Тот, кто когда-то был теплым чаром Солом Атлеко, начал выпрямляться.
Туловище Кибара приподнялось, тонкая струйка дыма, извиваясь, взлетела из ноздри. Прикрывая ладонью правый глаз, Хуго шагнул к нему. Несколько северян брели через зал между телами, Торонкан быстро поднимался по лестнице к неподвижно лежащему Эрику. Чудовище приподнялось выше, и Чаттан увидел, что в него упирается руками лежащий на спине Гело Бесон. Он глухо вскрикнул и спихнул с себя мертвого скакуна. В пасти того провернулись и навсегда остановилась шестерни со сломанными зубьями. Хуго подскочил к хозяину, ухватил за плечи. Взгляд Бесона скользнул по его лицу, и чар выдохнул:
— Ты лишился глаза.
Затем Гело оттолкнул его.
— Отойди. Я сам.
В правой глазнице Чаттана будто орудовали концом хорошо заточенного кинжала. Отступив, Хуго присел, сорвал рукав с рубахи мертвого северянина, чтобы сделать повязку.
Квереморы остановились под лестницей, глядя вверх. На ступенях Торонкан склонился к Эрику, выпрямился и прокричал:
— Вождь мертв!
Гело Бесон выпрямился. Грудь его была вдавлена, левая рука вывернута за спину, из десен, в которых не хватало нескольких зубов, по губам и подбородку сочилась кровь. Лицо чара стало белее снега. Широко расставив ноги, он постоял несколько мгновений, сделал шаг, улыбнулся и упал лицом вниз. Чаттан, затянув узел на затылке, бросился к хозяину, перевернул на спину и прижал пальцы к жилистой шее. Он нащупал неровное частое биение, прокричал: «Помогите мне!» — и в этот миг пол пирамиды качнулся.
Все, кто стоял на ногах, упали.
— Торонкан! — закричал Хуго. — Это твердетрясение! Надо вытащить его, помоги мне!
Пол вновь зашатался. Несколько квереморов на четвереньках поднимались по лестнице, а Торонкан волочил вниз Эрика.
Вцепившись в щиколотки Бесона, Чаттан потянул его к проломленным воротам. Старик был очень тяжел.
Пирамида издала низкий стон, глухо скрипнули гранитные блоки. Два еще горевших факела почти погасли, тусклый свет смешался с тьмой, наполнив зал призрачными тенями.