Магистериум морум

Город казался пустым. Полуденное солнце палило, навевая головную боль двум стражникам в медных кирасах и шлемах, что тащились посреди улицы, изображая служебное рвение.

Могли бы и выпить в трактире вина, всё равно тишину нарушало только цоканье подков магистерского коня. Горожане отдыхали. Разве что в проулке, ведущем к рынку, колобродили нищие, приставая к редким прохожим, да прачки в ограде городской лекарни развешивали мытое бельё.

Дом префекта, как и положено, располагался рядом с ратушей, недалеко от центральной городской площади, носившей имя Ярмарочной. К ней прилегала площадь церковная, мощёная красным кирпичом.

Вокруг церкви на необлагаемой налогом земле притулились самые бедные дома. Так было принято во всех городах людского мира — власть Сатаны и власть людей разделяла тонкая полоса самостроя. Живущие здесь каждый день и каждую ночь могли наблюдать, как краснеют стрельчатые окна демонического здания, когда очередная душа отправляется через алтарный зал прямиком в Ад.

Но для магистра церковь была не дырой в Бездну, а местом, где хранились списки родившихся и умерших да стояли клетки с магистерскими вестниками — воронами.

Подъехав к дому префекта, Фабиус отметил, что чиновник отгородился от черни забором, возвышающимся от узаконенного эдиктами локтя на два.

Совет Магистериума пока закрывал на это глаза. Сон его не мог длиться вечно, чего префект, как человек светский, имел право не знать. А вот чутьё могло бы и предупредить дурака о неприятностях, что могут последовать по приезду «чужого» магистра. Но какое у дураков чутьё?

Фабиус въехал с улицы, постучав в калитку для слуг (хотя прекрасно видел нарядные парадные ворота, выходящие на Ярмарочную площадь), спешился, отдал повод выбежавшему навстречу привратнику.

Мужичок был измождённый, но чистенький. Руки у него дрожали и зрачки расширились от страха, когда он потянул за узду свирепо скалящегося жеребца.

Магистр усмехнулся в бороду. На самом деле конь его был не более горяч, чем положено плизанским кровным, и не особенно заколдован. Лишь подковы были магическими, да и то — чтобы не терялись.

— Комнаты! — приказал Фабиус подбежавшим слугам. — Горячую ванну и вина!

И огляделся по-хозяйски, отметив, что окна на третьем этаже флигеля, пристроенного к обширному дому, закрыты тяжёлыми шторами.

— Господин префект отдыхают по-полуденному — подтвердила высокогрудая круглолицая ключница.

Рукава её были высоко закатаны, юбки подоткнуты так, что обнажали белую кожу щиколоток.

— Вот и не беспокой, — кивнул Фабиус. — Я отдохну с дороги в комнатах для гостей.

Он проводил глазами ладную фигуру служанки и снова ощутил, как шевельнулась в сердце игла… Да что с ним такое! Следовало разобраться с этими предчувствиями! И провести сегодня же вечером серьёзный обряд, очищающий душу от страхов и проясняющий будущее.

Фабиус прошёл в гостевые покои, состоявшие из двух комнат — одна предполагалась под кабинет, вторая, с узким высоким окном, под спальню, — достал из седельных сумок, принесённых слугой, чистую рубашку.

Он не торопился. Знал, что префекту уже доложено о его приезде, однако страх и чванство не дадут чиновнику слишком поспешно выразить радушие. Мэтр Грэ будет бдеть и маяться неизвестностью, но не примет магистра раньше ужина.

Пока служанки суетились и грели воду, Фабиус распаковал парочку защитных амулетов, один от яда, в виде аметиста на золочёной нитке, а другой «ad patres» (к праотцам), внешне напоминающий перстень и оберегающий в бою запястье.

Достал он и письма от здешнего магистра Ахарора Скромного. Едва успел пробежать первое из них глазами, как давешняя ключница принесла вина и жаровню для ароматных масел.

Она опустила рукава и оправила юбки. За её спиной теребила передник девочка лет двенадцати с полной корзинкой жёлтых слив. Платье ребёнка было таким коротким, что магистр видел поцарапанные коленки.

Служанка открыла пыльную бутыль и стала раскладывать на блюде сливы, загребая их из корзинки девочки. Потом отомкнула стоящий в углу сундук с посудой и бельём и достала из него знакомый магистру кубок.

Маг пробормотал «bis ad eundem lapidem offendere» (дважды споткнувшись о тот же камень), хмыкнул, оценил упруго налитую грудь служанки, сам плеснул на дно кубка (да, кубок был точно такой же, что пытался всучить ему стражник, серебряный, с драконом), окунул в вино амулет, пригубил и поблагодарил кивком старшую из женщин.

На этот раз вино оказалось из подвала префекта. Оно не вскипело, когда аметист коснулся его, хотя у мага не было сомнений, что кубок просто создан для яда…

А вот подсылать гостю малолетку было неумным шагом со стороны мэтра Грэ. Конечно, магистр был одинок, что уж говорить, и воздержание в последние дни было с ним в панибратских отношениях. Но устав Магистериума — это устав Магистериума. И переход женщины в детородный период доказывается легко.

Магистр жестом отослал ребёнка. Наверное, слишком резко: испуганная девочка выронила корзинку, бросилась поднимать сливы и, наконец, пятясь, исчезла за тяжёлой дверью.

— Сирота? — спросил Фабиус.