Магистр дьявольского культа (Mo Dao Zu Shi)

Грозовые тучи высокомерия и язвительности всегда заволакивали лицо Цзян Чэна непроницаемой маской. В эту же минуту, казалось, каждый его мускул ожил. Но по-прежнему оставалось непонятным, была ли тому причиной лютая ненависть, смертельная ярость или неистовый восторг. 

Примечания.

Кстати, как и в случае с Лань Ци Жэнем, Лань Ван Цзи проверяет не только сердцебиение, а использует метод пульсовой диагностики, широко применяемый в тибетской медицине: исследует пульс в особых точках на внутренней стороне запястий правой и левой руки. Всего таких точек шесть – по три на каждой руке, и каждая из них соответствует той ли иной паре внутренних органов. Всего различают более 80 разновидностей пульса, по которым можно составить более-менее полную картину о состоянии всего организма.

В Древнем Китае носили три слоя одежды: верхние одежды (в данном случае, мантия Ордена), нижние одежды (штаны + сорочка) и непосредственно нижнее белье. 

Глава 24. Злость. Часть вторая

Цзян Чэн добавил: «Одолжи мне свою собаку».

Цзинь Лин вышел из ступора. Он в нерешительности замялся и свистнул, только когда Цзян Чэн яростно сверкнул на него глазами. Черный пес-оборотень тут же, всего в каких-то пару прыжков, примчался на зов, и Вэй У Сянь в страхе замер, оказавшись неспособным переступать одеревеневшими ногами, так что его опять пришлось тащить.

Цзян Чэн отыскал пустую комнату и запихнул свою жертву внутрь, заперев за собой дверь. Собака послушно последовала за ними и села у входа, и Вэй У Сянь напряжено впился в нее глазами, опасаясь, что пес напрыгнет на него в любую секунду. Он вдруг осознал, что над ним одержали победу за столь короткий срок, подумав, что Цзян Чэн действительно видит его насквозь. 

Тем временем, Цзян Чэн неспешно присел за стол и налил себе чашку чая. 

В воздухе повисла тишина. От напитка в чашке все еще исходил пар. Не сделав ни единого глотка, Цзян Чэн швырнул ее оземь. 

Он натянул на лицо подобие улыбки: «Ничего не хочешь мне сказать?..»

Цзян Чэн вырос вместе с Вэй У Сянем и потому бесчисленное множество раз наблюдал, как тот в панике удирал при виде собаки. Вэй У Сянь мог бы прибегнуть к софистическим уловкам и заставить сомневаться кого угодно, но отрицать очевидное перед лицом того, кто знал его как облупленного, не имело смысла. Преодолеть это препятствие оказалось намного сложнее Цзы Дяня. 

Вэй У Сянь искренне ответил: «Мне нечего тебе сказать».

Цзян Чэн еле слышно прошелестел: «А ты так ничему и не научился, да?»

С самых юных лет все их общение сводилось к взаимным колкостям и ехидным перепалкам. Вэй У Сянь тотчас же, не подумав, выпалил: «Я смотрю, ты тоже не очень-то продвинулся вперед…»

Цзян Чэн в ярости захохотал: «Ну что ж, давай-ка проверим, кто из нас остался все таким же».

По-прежнему сидя за столом, он дал команду псу-оборотню. Тот немедленно встал!

Нахождение в одной комнате с собакой уже было более, чем достаточным для того, чтобы Вэй У Сяня с головы до ног прошиб холодный пот, поэтому едва перед его лицом за долю секунды материализовался огромный, оскалившийся пес, а в уши, крадучись, заполз глухой рык, как остатки рассудка покинули его. Он уже почти позабыл о своих детских годах, что провел, скитаясь по улицам. Лишь одно Вэй У Сянь помнил, словно это было вчера: ужас, обуревавший его, когда бродячие псы гнались за ним по пятам, и пронзительную боль от раздираемой когтями и клыками плоти. Этот иррациональный страх сидел у него глубоко под кожей, и Вэй У Сянь никакими силами не мог преодолеть или хотя бы ослабить свою фобию.

Внезапно Цзян Чэн настороженно глянул на него: «Кого ты зовешь?»

Все естество Вэй У Сяня находилось в таком разладе, что он не смог упомнить даже то, что вообще кого-то звал, и ему удалось совладать с собой, только когда Цзян Чэн приказал собаке отойти. Собравшись с духом, Вэй У Сянь осмелился повернуть голову. Цзян Чэн, с рукой, покоящейся на замкнутом за пояс кнуте, неожиданно встал из-за стола, склонился и заглянул Вэй У Сяню в лицо, затем выпрямился и спросил: «Кстати, а с каких это пор ты так сблизился с Лань Ван Цзи?»

Вэй У Сянь понял, чье имя сорвалось с его языка, когда он был в беспамятстве.

Цзян Чэн угрожающе улыбнулся: «Мне даже любопытно, с чего это он ринулся защищать тебя ценой таких усилий, там, на горе Дафань».

Через секунду он поправился: «Нет, не так. Он наверняка спасал не тебя. В конце концов, разве Орден Гу Су Лань способен забыть, что ты сотворил со своим преданным щеночком? И как только человек, столь высоко превозносимый за свою праведность, может потворствовать типу вроде тебя? Или, может быть, ему знакомо тело, что ты украл?» 

Речь его была безжалостной и язвительной. Каждая фраза поначалу чем-то походила на обычный треп, но на самом деле несла в себе исключительно уничижительный смысл. Терпение Вэй У Сяня лопнуло: «Следи за языком».

Цзян Чэн ответил: «Я никогда не заботился подобным. Разве ты уже забыл?»

Вэй У Сянь усмехнулся: «Ах, да. Точно».