Магистр Войны

Погодите, дыхание?

Стук стал громче.

Это была кровь, что стучала в его ушах.

Внезапно, он снова мог слышать. Внезапно, его мир был полон шума: его собственное неровное дыхание, крики и стоны тех поблизости, вой тревог, громкий скрежет корпуса и суперструктуры корабля.

Снова появилась гравитация.

Моечные машины и ограничительный болт упали на палубу. Призрак тоже упал. Он ударился о поверхность, которая была скользкой от наледи, и ударился он сильно. Все воздушные пространства и кровеносные сосуды в его теле подстроились к гравитации. Он наполовину задохнулся, когда его трахея согнулась. Его легкие паниковали. Его живот заколыхался, как наполовину заполненный бурдюк с сакрой. Повсюду вокруг себя он услышал удары, и осознал, что это были звуки каждого свободного предмета на борту старого корабля, которые падали на палубу. Внутри Армадюка был дождь из вещей и людей.

Призрак поднялся на ноги. Он был неустойчив. Призрак был создан для плавания, не для ходьбы. Каждая его часть болела.

Он нашел свою лазерную винтовку на палубе поблизости. Он поднял ее руками, которые не работали так хорошо, как бы ему хотелось. Может призрак трогать вещи? Видимо так.

Возможно, это было какое-то наказание. Возможно, его отозвали назад к смертности для одного последнего долга. Тогда, еще одна ложь. Даже в смерти долг ни феса не заканчивается.

Призрак пошел по коридору. Он услышал хныканье. Он увидел молодого Белладонского солдата, одного из нового пополнения, сидящего на палубе спиной к стене, со сжатыми зубами, нянчащего сломанное запястье. Парень посмотрел вверх на Призрака, когда тот вырос перед ним.

— Что произошло? — спросил парень.

— Я мертв? — спросил Призрак.

— Что?

— Я мертв?

— Н-нет. Нет, сэр.

— Откуда ты знаешь? — спросил Призрак.

Он увидел ужас в глазах парня.

— Я н-не знаю, — сказал парень.

— Я думаю, что я мертв, — сказал Призрак. — Но ты нет. Ты можешь ходить. Иди в лазарет. Считай, что мы на второй инструкции.

— Да, сэр.

Юноша вздрогнул и с трудом поднялся на ноги.

— Иди, — сказал Призрак.

— Что вы собираетесь делать?

Призрак это обдумал.

— Я не знаю. Но я считаю, что у Бога-Императора для меня припасена какая-то цель, и это оружие предполагает, что в нее будет вовлечено убийство.

— Значит что-то, в чем вы хороши, — сказал парень, пытаясь казаться храбрее, чем он, фактически, был.

— Да?

— Знамениты, сэр.

— Как тебя зовут?

— Тист, сэр.

— Иди в лазарет, Тист.

Парень кивнул и захромал прочь.

Поблизости были двое из экипажа корабля, палубные рядовые. У одного сильно текла кровь из глубокого пореза вдоль переносицы. Другой пытался поднять все промаркированные машинные детали, которые гравитация выбросила из его тележки.

— Что произошло? — спросил их Призрак.

Человек с кровотечением посмотрел на него.

— Понятия не имею, — сказал он. — Такого раньше никогда не происходило.

Левая сторона верхней губы Призрака слегка изогнулась в разочарованной усмешке. Он отвернулся. Он практически ничего не знал о пустотных кораблях, но он был уверен, что это было то, о чем их предупреждал командир. Командир. Командир. Как его звали? У Призрака были большие трудности вспомнить что-нибудь о своей жизни. Это было не так давно.

Гаунт. Вот, точно. Гаунт.

Что там говорил Гаунт? — У Армадюка проблемы с двигателем. Он может не довезти нас до дома. Если мы не достигнем цели или резко выйдем из варпа, я хочу, чтобы боевые отряды были готовы к защитным обязанностям.

Призрак попытался воспользоваться настенным воксом, но кроме статики ничего не вернулось. У них был свет, и у них была гравитация, но корабль был подбит. Они были на мели. Если что-нибудь натолкнется на них, они будут беспомощны.

Если что-нибудь попытается взять их на абордаж, как они вообще это узнают?

Призрак внезапно замешкался. Он посмотрел вверх на потолок. Там было слишком много шума, очень-очень много шума: фесова тревога и клаксоны о повреждениях, визг восстанавливающегося деформированного корпуса, лепет голосов.

Это было, вероятно, его воображение из-за травмы от его жестокой смерти, но Призрак мог поклясться, что он только что что-то услышал.

Что-то неправильное.

Наверху. Это шло сверху над ним, далеко наверху.

Откуда он это знал? Как он мог вычленить один звук из хаотического круговорота звуков, идущих отовсюду?

Потому что он мог. Это было еще чем-то, в чем он был хорош.

Он поднялся по лестнице. Боль в его конечностях стихала. Просто синяки. Синяки и боль в костях. Он чувствовал сильный холод в своем сердце, в самих своих внутренностях, как будто он был куском мяса грокса, который вытащили из морозилки и оставили на кухонном столе оттаивать. Хотя, его пальцы работали. Неуклюжесть спадала. В любую минуту он вернет полезные способности.

Например, способность вспомнить свое фесовое имя.