Маяк

«19-е февраля. На острове творятся странные вещи. Мы поддерживаем огонь, но ни одно из проходящих мимо судов его не заметило. Пропал Томас, наш рулевой, никто не видел и не слышал, чтобы он покидал маяк, мы обыскали остров вдоль и поперек, но не обнаружили его следов.

Шторм все не стихает. Я велел ребятам держаться вместе, но наутро обнаружилась пропажа матроса Салливана. Если бедолага вышел наружу, беспощадные волны смыли его в море, и мы никогда его боле не увидим. Люди напуганы и подавлены. Они слышат то, чего не может быть, вспоминают древние суеверия. Тогда я посоветовал им усерднее молиться.

Я не должен им верить, однако я тоже слышал это. Звуки в ночи, похожие и одновременно не похожие на людские голоса. Шепот, проникающий даже сквозь рев взбешенного океана. Чем скорее мы выберемся с острова, тем лучше. Мой долг — вернуть своих людей к их семьям целыми и невредимыми. Мне страшно, и я не стыжусь этого страха, потому что Господь посылает мне испытание, которое я преодолею или умру».

Ветер свистел за каменными стенами. Гул бешено вздымающихся волн точно желал проникнуть внутрь. Мистер Нортон поёжился от внезапного холода и потянулся к стакану. Тот оказался пуст и затянут тонкой паутинкой. Ветер завывал, и смотрителю почудился в этом протяжном вое голос. Голос шептал, голос звал и просил, плакал и смеялся. А потом вдруг стих.

Дрожащими руками Нортон закутался в линялый клетчатый плед, перевернул следующую страницу и попытался найти спокойствие в неровных строках вахтенного журнала.

«21-е февраля, кажется. Я путаю даты, словно прошли не дни, а месяцы или даже годы. Еда и вода подходят к концу, как и наши силы. Двое матросов пропали вчера. Мы молимся за их души, но кто станет молиться за наши? Голоса все громче, все ближе. Я различаю слова, это крик о помощи. Они в такой же западне, что и мы. Господи, только бы закончилась буря или мы сойдем с ума!

Нас осталось всего трое, но разум наш гаснет на глазах. Нельзя разделяться, в одиночку мы все погибнем. Те, что пропали, зовут в ночи. Их души навечно прикованы к проклятому маяку, до Страшного Суда…»

Нортон откинулся на спинку стула, опасно затрещавшую под его весом, и вытер пот со лба. Стало душно и страшно, до дрожи, до мурашек на спине. Дневник давно покоившегося в могиле капитана манил, и шепот привидений, разливающийся в сгустившемся воздухе, умолял продолжать.

Шум стихии незаметно отдалялся.