Маяковский и Шенгели: схватка длиною в жизнь

Творчество поэта Махтумкули было далеко не единственным поэтическим садом, над которым работал Шенгели, делая его доступным для русских читателей. Он перевел на русский язык огромное количество как наших национальных, так и зарубежных поэтов, в общей сложности переложив намного свыше 140 000 строк, в том числе почти всего Байрона (63 000 строк), всего Верхарна, крупный массив Гюго, две трагедии Вольтера, том Махтумкули, том одного из крупнейших эстонских лириков Барбаруса, книжечку Генриха Гейне, старинные туркменские дестаны «Юсуп и Ахмет» и «Шасенем и Гариб» (последний – в сотрудничестве с Ниной Манухиной), поэму Леси Украинки «Роберт Брюс», поэму Абулькасима Лахути «Пери счастья» и много его лирических стихотворений, а также стихи Мопассана, Эредиа, Леконта де Лиля (главы Парнасской школы), Роллина, Верлена, Мари-Жозефа Шенье, поэтов Парижской коммуны, Горация, Ариосто, Камоэнса, Маркса, Энгельса, Абашидзе, киргизских поэтов Токомбаева и Маликова, туркменских поэтов Кербабаева и Сеитлиева, турецкого поэта Назыма Хикмета, Омара Хайяма и многих, многих других. Он делал в день по сто строк – это была его ежедневная норма – и никогда не халтурил.

Именно Шенгели привлек к литературным переводам молодых поэтов, ставших впоследствии крупными мастерами: Арсения Тарковского, Семена Липкина, Марию Петровых… С 1933 года Шенгели работал в отделе «Творчество народов СССР» и одновременно в секторе «западных классиков». Сам активно переводил и давал работу другим остро нуждающимся поэтам: Ахматовой, Мандельштаму, Бенедикту Лившицу, Всеволоду Рождественскому. В 1930–1940-е годы художественный перевод был одним из основных прибежищ подлинной культуры. А заодно давал почву и для собственного творчества, о чем свидетельствуют стихи самого Шенгели:

Вечер душен, номер скучен;Трудно в городе чужом;Жаль, – не пью, к тоске приучен,Жаль, – хмелею лишь с трудом.

А сейчас – «часы досуга»:Оттабачил сотню строк,И еще бежит упругоВ жилах ритменный поток.Но чужому слову отданСтих, гранимый с юных лет,

И за горстку денег проданВ переводчики поэт.За окном же кремль нерусский,Башни мертвые над ним,Черствой кирхи очерк узкийВколот в небо, в бледный дым.

А с эстрады над площадкойСквозь холодный фильтр ветвейВ слух мне льются мукой сладкойПесни юности моей.Мир иной напоминая,Воскрешая мир иной,

Бьют мне в грудь волной Дуная,Невозвратною волной.

«Шенгели точно осознает границу, разделяющую переводчика и поэта, и не позволяет этим двум ипостасям пересекаться, – говорит Ольга Обухова. – Как переводчик он вживается в чужой поэтический мир, как поэт – обогащенный знанием этих других миров, полностью свободен в создании собственного поэтического универсума».

Любовь к «чужому слову» Георгию Аркадьевичу привил еще в школьные годы учитель французского языка в керченской Александровской гимназии Станислав Антонович Красник. Тот способствовал его приобщению к стихам С. Малларме, Ж.-М. Эредиа и других французских авторов, выступая в качестве первых критиков его переводов на русский язык. А 1 декабря 1913 года под руководством своего учителя Красника Георгий принял участие в литературно-музыкальном вечере, посвященном французскому драматургу XVII века Жану Расину.

«Читая в детстве переводы Жуковского, – говорит он, – я полагал, что передо мною – совершенно “то же” самое, что и в оригинале, только сказанное по-русски, а не по-английски и не по-немецки. Поэтому с первых моих опытов я стремился к достижению в переводе наивозможной точности».

«Жуковский сказал как-то: “У меня все чужое и все свое”. И для меня было и осталось ясным, что моя переводческая работа (в основном) – не “профессия”, дающая хлеб, а личная творческая экспансия. Конечно, приходилось переводить и по заказу, и то, что оставляло меня равнодушным, но главным образом переводил я лишь тех поэтов, которых любил», – писал он позднее.

С первых шагов своего вхождения в литературу занимаясь переводами стихов зарубежных и национальных поэтов, Шенгели старается постичь суть перевода настолько, чтобы можно было передать эту суть другим коллегам. Одним из самых важных факторов переводческой работы является, на его взгляд, «проблема точности», однако эта проблема, как пишет Георгий Аркадьевич, довольно сложна, и эта сложность заключается в следующем: