— Бог создал природу, — парировала Лайза, широко улыбаясь. Она с силой сжала ноги под столом. Глубоко внутри нее продолжало жить эхо недавнего.
— А дьявол искушает людей, — сказал Роб Санд. Его лицо казалось пораженным ударом. На тарелке перед ним лежала нетронутая икра. Все тело излучало отчаяние.
Кристе хотелось подняться, обнять его за плечи и успокоить. Здесь он был словно кит на мелководье, голос простоты и порядочности изощренных софистов, и сколько бы он ни молился, в этой компании молитва не действовала. Он заставил ее почувствовать к нему материнские чувства — теплоту, желание защитить, глубокую озабоченность. Что бы там ни произошло, сейчас он подвергался наказанию. Криста готова была держать какое угодно пари, что ему не за что было стыдиться.
— Ах, — сказал Питер. — Манихейская ересь. Как редко в наши дни можно ее услышать, когда дьявол так устарел, а его место заняли душевные болезни.
— Но ведь это так, — сказала Криста. — Манихеи верили, что Бог и дьявол независимые друг от друга и не связанные между собой силы. Они не согласились бы со взглядом Роба, что Бог создал дьявола, чтобы искушать людей.
— Что? — переспросил Питер Стайн. Его рот хотя и не открылся от изумления, однако неоновый знак на его лбу сказал, что он был близок к этому.
— Ты абсолютно права, Криста, — сказал профессор Шеффер. — Манихеи развивали идеи Зороастра. Их дьявол равновелик Богу, а не Божье творение.
— Какая ты умная, что ты знаешь такие вещи, — сказал Питер Стайн Кристе. Он говорил это как комплимент. Это было умно. Он был изумлен, что такая красивая женщина, как Криста, может обладать подобной информацией. К несчастью, покровительственный ход его мыслей не был спрятан в тоне его слов.
— Я научилась читать еще ребенком, — парировала она. — И теперь могу это делать, даже не шевеля губами.
Криста ничего не могла с собой поделать. Это вырвалось у нее помимо воли. Он понял ее слабую насмешку. Он ведь не сделал это специально, но это едва ли что-то могло изменить. Ее психическая кровь была пролита. Она остро ощущала, что была ниже него по интеллекту. И теперь, ненамеренно, он дал ей понять, что тоже так считает. Как же это так, недалекая блондинка и вдруг знакома с религиозной философией — вот какая мысль пробежала у него в мозгу. Его слова дали ей это почувствовать. Ладно, черт побери, она не училась в колледже, но это еще не означает, что ей не позволено знать самые разные вещи. Сарказм ее ответной акции повис в воздухе.
Лицо Питера зарегистрировало выговор, и его реакция оказалась молниеносной. Он неправильно воспринимал Кристу Кенвуд. Оказывается она была просто хитрой, обидчивой наблюдательницей, которая скользила по жизни благодаря своей сексуальной привлекательности, и в ту миллисекунду, когда люди останавливались, восхищенные ею, она становилась гадкой. О'кей, его реплика могла показаться крайне покровительственной, но ведь это вышло случайно, он не хотел этого. Он намеревался сказать комплимент. Знание гаек и болтов манихейской ереси было-таки уделом умных людей. Люди, которые заправляли модельными агентствами, экс-модели, бывшие актрисы, по своей занятости не могли разбираться в этом. Отсюда и его замечание. Если оно случайно и прозвучало высокомерно, то она теперь была намеренно грубой. Откуда он мог знать, что энергичная корова, сдающая напрокат девушек в глянцевитые журналы, по счастливому совпадению имела еще и высокие баллы по философии. Это едва ли делало из нее Эйнштейна. И действительно, она скорей всего ухватила эту информацию в «Ридерс Дайджест», сидя на унитазе. Это, вероятно, единственное время за весь день, когда она не так погружена в свои поверхностные дела.
— Знать, что нужно читать, вероятно, полезно для дела, если играешь в Тривиальные Гонки, — заметил он.
Голова Кристы откинулась назад. Ей захотелось стукнуть по столу. Она-то думала, что он впадет в сконфуженное молчание, чтобы увидеть себя в скором времени прощенным. Вместо этого он предпринял контратаку, которая снова требовала едкого ответа.
— О, я нахожу Тривиальные Гонки просто детской игрой. Не ты ли написал когда-то книжку о детстве?
Брови Питера Стайна встретились. Его лоб превратился в концертино, когда морщины недовольства исказили его.
— Это «книжка» получила «Пулитцера», — прорычал он сквозь стиснутые зубы. — Ты читала ее?
— Нет, однако я полагаю, что Джон Травольта и Кирсти Алли, видимо, читали. Они продолжают стряпать все эти забавные киношки на детскую тему.
Питер Стайн зловеще улыбнулся. Это уже война, и он в ней победит. Он всегда побеждал, особенно если противником оказывалась женщина; особенно, если оружием, предлагавшимся для поединка, были слова. Его злость переросла в жестокое предвкушение победы. Слезы станут сигналом ее поражения. Он заставит ее заплакать прямо на виду у всех, и эти ужасные оскорбления, нанесенные его драгоценной работе, будут отмщены.
— Я полагаю, — заявил он с презрительной усмешкой, — что фильмы и журналы образуют пределы твоего мира.