МАяТА-8. Вещий сон бога. Метаферизмы

Поля, леса и реки – потребительская часть земли, пустыни – философская.

Сделав доброе дело, еще не дождался благодарности, а душа уже тянется к зеркалу, уже любуется своим доброхотством.

Тщеславие завоевало бы и потусторонний мир, если бы там ставили ему памятники.

Славой расплачивается человечество, ввергая человека в обстоятельства несовместимые с жизнью.

Памятники – контрибуция, выплачиваемая народами гениям и негодяям диктатуры.

Законы природы священны, но не для длинного языка естествознания.

Не обезьяна опасна в человеке, человека в обезьяне опасайся, протягивая пустую ладонь в клетку.

Ум до добра не доводит, его хватает на полдороги до глупости, – одному унести добро не получится.

Новое в науке преходящий момент истины, сама истина вечность преходящего.

Наука старуха невыносимо сексуально привлекательна для целомудренного ума студента.

Напялив фрак, теряешь лицо, но приобретаешь респектабельность.

ПРИТЧА 353. Если бы мы понимали собачью речь, собачья стая была бы более комфортна для души, чем гражданское общество, оглушенное лаем политиков, попов и бизнесменов при дележе госбюджета…

Дворняга заглядывает в глаза человеку с состраданием, – царствие твое ничуть не лучше жизни собачьей.

Я готов хлебом поделиться с человеком, но одиночеством – только с дворняжкой.

Собака смотрит в глаза хозяину с сочувствием, – не поторопился ли ты стать человеком?

Шавка смотрит на хозяина как на соседа, которому давно пора уйти, пока не позвали к обеду.

Пудель поглядывает ревниво на мужа хозяйки как гусар на альфонса, с которым приходится делить свой хлеб-соль.

Бобик лает не потому, что защищает хозяина, но из ревности, не позволяет гостю понравиться хозяину.

Дураки –лавры мудрости.

Мудрость наслаждается свободным полетом орла над пучиной чреватой будущими открытиями. Разум пашет волны фальшивых прожектов в поисках золотой рыбки, пока орел не схватит на лету его золотую рыбку.

Кто меня любит – мешает мне быть самим собой, соблазн щегольнуть чем-нибудь таким-эдаким так и подмывает.

Добра на всех не напасешься, – в очереди ноги отдавят люди добрые.

Больше обещаешь – меньше удается давать.

Меньше хапаешь, развращаешь хапающих, не способных хапнутое заглотить.

Приходишь как человек поделиться любовью, уходишь на карачках, а то и с синяком.

Не церемоньтесь, девушки любят удальцов момента, не претендующих на остальное время цветения молодости.

Девушки воображают себя нежным цветком на ветке любви мужчины, а мы ждем не дождемся, когда она созреет упасть спелым персиком. Не в этом ли противоречии последующая досада любви бобыля, – трансформация хотя бы и условного бескорыстия цветения в практичную услугу с бесстыдным упорством выдающих женщинами за любовь .

О, скольких губ не миновали медвяные цветы молодости, а все цветет, цветет губная помада на вянущих устах.

Любовь? Увы, суета порядочности соблюсти этикет при неразборчивых встречах бодрит…

Любовь – да, – романтика с одышкой, пока поднаторевшая самоирония не уронит слезу, – полно трепыхаться, подруга, кружева пообтрепались…

Любовь? Привычка вовремя ложиться спать… в согретую постель…

Любовь… Когда есть кого вспомнить на сон грядущий и ледяные простыни уже не кажутся ледяным гробом.

ПРИТЧА. Академик не решится предсказать, через сколько лет открытие его лаборантов потрясет науку, ему бы поцарствовать пока живы современники, посредственные свидетели крестного пути к грозному авторитету их компании для начинающих карьеру.

Государство сирота народа.

Наука как тать пробирается в закрома тайн мироздания, и выносит оттуда одним пряники, другим кости Бруно.

Иные Академики времен Вернадского оказались смертниками естествознания, прикованными к пулемету защищать науки от нашествия полчищ лысенковщины.