– Рад видеть тебя в добром здравии…
Казалось, обращаясь к Малевичу, старичок вовсе не удивился. Наоборот, он поплотнее запахнул халат, скользнул по фигуре Усенко испытывающим взглядом и, опускаясь обратно в глубокое кожаное кресло, накрытое пледом, едва заметно улыбнулся.
– Значит, это твои люди сидят в Баевом урочище?
– Ну, мои… – Малевич хозяйственно покряхтел, огляделся и, взявшись за гнутую спинку венского стула, приткнувшегося возле едва теплящегося камина, кивнул Усенко. – Садись, капитан, у нас с паном Лечицким разговор долгий…
– Так, выходит, у тебя уже и капитаны есть? – Некоторое время Лечицкий молчал, в упор рассматривал Усенко и только потом, не отводя глаз, спросил: – Что, пора тебе форму брать?
– Если цела, возьму, – отозвался Малевич.
– А куда ж она денется? – потешно развел руками Лечицкий.
– Ну, все-таки! – усмехнулся Малевич. – Немцы ж ездят сюда, неровен час, за комиссара примут…
– Они такие… – Лечицкий хитро сощурился. – Да, ездят, вот и сегодня жду. Людей по делам разослал, так что вы ловко подгадали. Кстати, ты сам-то куда запропастился?
– На белорусской стороне был, теперь сюда пришел…
Малевич запнулся, обрывая странный, состоящий из полунамеков разговор. Усенко догадывался, что комиссар так и не решается говорить откровенно, да и сам он, признаться, глядя на сидящего перед ним Лечицкого, испытывал к нему большое недоверие. Конечно, он знал о нем многое и понимал, что бывший полковник вовсе не прост, и все равно контраст между воображаемым и реальным обликом этого человека оказался слишком значительным.
Похоже, Лечицкий тоже понял, что Малевич все еще боится говорить прямо. В лице полковника что-то неуловимо изменилось, и он жестко произнес:
– Послушай, давай без обиняков! Говори, что нужно.
– Ну, я проведать пришел… – начал Малевич и, какую-то секунду поколебавшись, все же сказал: – А вот капитан познакомиться хотел…
– Капитан? – бровь Лечицкого поползла вверх. – Он разве не окруженец?
Вопрос помогал избежать каких-либо объяснений, и молчавший до сих пор Усенко решительно вмешался:
– Я не окруженец. Я прислан специально.
– Между прочим, капитан – участник зимнего разгрома немцев под Москвой, – вполголоса, но со значением, добавил Малевич.
– Ну, зачем же меня агитировать? – В глазах Лечицкого мелькнул злой огонек. – Я, к сожалению, давно не мальчик и все понимаю. И спрошу прямо, что же интересует капитана-десантника?
Приставка «десантник» была явно не случайной, и Усенко, по достоинству оценив умение Лечицкого вкладывать в минимум слов максимум информации, сказал напрямик:
– Пока что меня интересуете вы, пан Лечицкий.
– Прекрасно. Спрашивайте. И по возможности, без словоблудия.
Лечицкий говорил спокойно, и только пальцы рук, перебиравшие кисточки пледа, выдавали волнение.
– Постараюсь, – Усенко кивнул. – Скажите, вы белогвардеец?
– Да! – Лечицкий медленно наклонил голову. – Но с одной оговоркой. Я служил у Деникина до сто сорок пятого приказа.
Упоминание номера явно имело какое-то свое значение, но уточнять его Усенко не стал, а просто спросил:
– И что, потом перешли на сторону республики?
Вопрос, против воли Усенко, прозвучал весьма иронично. Во всяком случае, Лечицкий его так воспринял и саркастически усмехнулся.
– Молодй человек! Знаете, у нас в Житомире в революцию был «святой». Обвешивался в базарный день зеркалами, вставал против солнца и предлагал солдатам себя расстреливать. А однажды обнаглел и встал сдуру под пулеметную очередь. Дальнейшее, надеюсь, понятно? Так вот, я не этот «святой», но немцам вас не продам и если нужна информация, достану. На большее, увы, как видите, уже не гожусь…
Что бы ни говорил полковник, подтвердить его обещания можно было только делом. Однако сейчас Лечицкий сказал эти слова с такой подкупающей искренностью, что Усенко сразу отбросив мысль о проверке, высказался предельно откровенно:
– Если честно, то это максимум, на что я рассчитывал.
– Ну что ж… – грустно усмехнулся полковник. – Тогда осталось обсудить детали.
Малевич с Усенко переглянулись, потом оба облегченно вздохнули и, заметив широкий, приглашающий жест Лечицкого, дружно подсели почти к самому камину, возле которого уже стояло кресло хозяина…
Оранжевые языки пламени рвались вверх и играли веселыми отблесками по вычурной каминной решетке. Совсем как в детстве, глядя на огонь, полковник Лечицкий с печальной ясностью осознавал, что единственное место, где он еще может ощущать тепло, – тут…
Внезапно в гудение пламени начали вплетаться другие, посторонние звуки. Некоторое время полковник прислушивался, потом тихонько ругнулся и, придерживая рукой волочащийся по полу плед, прошел в коридор к маленькому, выходившему во двор окошку.
Да, слух его не подвел. Знакомый мышасто-серый БМВ герра Хюртгена разворачивался у крыльца, а похожий сверху на бельевую лохань бронетранспортер охраны, рыча мотором, маневрировал в воротах.