Майские ласточки

Буровая вышки стояла так же непоколебимо на четырех опорах за снежными сугробами, четко выделяясь на синеве неба. Фундамент их шпал был разобран, и металлический пол удерживали домкраты. Потом домкраты сняли, и сто пятьдесят четыре тонны металла легли на огромные сани, сваренные из обсадных труб.

Олег каждый день виделся с Кожевниковым, но поговорить им по душам как следует не удавалось. Буровой мастер выглядел очень уставшим. Сказывались бессонные ночи и огромное напряжение. Но живой и энергичный, он и не думал сдаваться, по-прежнему увлекал за собой людей.

Поздно ночью девятнадцатого апреля закончили работу. Кожевников охрипшим голосом передал об этом по рации на «Горку». Устало привалился к столу и мгновенно заснул.

В балок входили рабочие. При виде спящего Кожевникова старались не шуметь. Рассаживались. А через несколько минут тоже стали засыпать один за другим, сморенные бессонными ночами и усталостью.

Утром первым рейсом на вертолете прилетели начальник экспедиции Эдигорьян и главный инженер Кочин.

Кожевников вышел встречать начальство, всем своим видом показывая, что недоволен их визитом. Отворачивался, неохотно отвечал на вопросы.

— Кожевников, я предлагаю вам еще раз пролететь по трассе, — авторитетным тоном заявил Эдигорьян. — Надо все как следует проверить.

— Обязательно слетаю, — Кожевников утвердительно кивнул головой, словно благодарил Эдигорьяна за дельный совет, который так ему необходим.

Прислушиваясь к разговору, Олег Белов понял, что полет этот не состоится. Кожевников никогда не бросит буровую вышку и все тракторы. Не один раз летчик уже возил его по будущей дороге, которую потом буровой мастер промерил еще шагами.

— Начальник экспедиции прав, вам действительно надо слетать, — поддержал Эдигорьяна Кочин.

Кожевников не выдержал. Рукой сбил шапку-ушанку на затылок:

— Я войну прошел сапером, а они не имели права ошибаться. По моему заданию бульдозеры уже сделали проходы в торосах…

— Ну, смотрите, — недовольно ответил Эдигорьян и отвернулся, не желая больше разговаривать. — А мы с главным инженером слетаем. Так, Кочин? Как говорят, семь раз отмерь, а потом уже режь.

— Дело хозяйское.

Первый раз Олег без радости поднял вертолет. Буровая вышка стояла пока еще на месте, но каждую минуту ее должны были сдвинуть, и десять тракторов потащат в сторону моря. Труднее всего спуск под уклон на ледяной припай льда.

Летчик последний раз оглянулся. Кожевников махнул рукой пролетавшему вертолету и упрямо зашагал по дороге.

За ним сразу двинулись десять тракторов, взревев глухо моторами. По одному сигналу они все сразу тронулись с места и сорвали широкие полозья саней со льда. Шесть тракторов тащили тяжелый груз, а четыре растягивали по сторонам стальные тросы, как вожжи, чтобы удержать буровую вышку.

— Пошла, пошла! — радостно закричал Касьян Горохов, прильнув к форточке кабины вертолета.

Олег раскачал вертолет, приветствуя находившихся на земле вышкомонтажников, трактористов и всю бригаду буровиков. Но особенно он радовался за Кожевникова и был уверен, что сейчас мастер самый счастливый человек на свете.

Кожевников упрямо шел вперед по глубокому снегу, прощупывая каждый метр дороги. С такой же осторожностью подходил он к минному полю, и с той же фронтовой сноровкой бывалого человека вел он за собой санный поезд. Иногда он останавливался и поглядывал взволнованно назад. На глазах блестели слезы, но их не высекал резкий и порывистый ветер. Кожевников просто плакал. Плакал от счастья. Плакал от боли прощания. Он покидал буровую Р-19, свою первую пробуренную скважину, как что-то самое дорогое.

Промеренным солдатским шагом уходил Кожевников вперед, за ним, натужно завывая тяжелыми моторами, выплевывая клубы перегоревшей солярки, двигались широким фронтом тракторы. Они выползли на искрящийся припай моря, и, кроша стальными гусеницами лед, волокли огромные сани с сорокаметровой башней буровой вышки.

Солнце скатилось к горизонту. Ярко-красный закат обещал морозный и ветреный день.

Северный ветер начал переметать снег, закручивая сухую крупу на острых застругах.

Кожевников нахлобучил на замерзшую голову с седыми волосами шапку-ушанку. Оттер руками побелевшие уши. Начиналась пурга. Поворачиваясь назад, он некоторое время видел радиаторы первых тракторов, а последние заметали вихри снежной метели, скрывая от глаз.

Быстро начало темнеть, но небо не расцветилось звездами, не выглянула и луна. Кожевников все так же упрямо шел вперед, не сгибаясь под сильными порывами встречного ветра. Предстоял долгий и многодневный путь, и шагать буровой мастер должен был все так же впереди всех по берегу моря, белому безмолвию тундры через озера и замерзшие реки.

ЗЕМЛЯ ПОДВИГОВ

По признанию К. Г. Паустовского, каждый человек должен открыть свою землю. Такой землей для прославленного романиста стала мещерская сторона, а для его ученика — писателя Владимира Степаненко далекий Ямал.