Макамы

Если друг твой споткнется на правом пути,Слишком строго ошибки его не суди!Если он, отвернувшись, обидел тебя,Ты жестоко его упрекать погоди!Друга ты одаряй и даров не считай,От него ты ответных подарков не жди.Он возносится — ты унижайся пред ним,Первым быть он стремится — ты будь позади.Друг изменит, обманет, нарушит обет —

Ты же верность ему, как святыню, блюди.В обхождении друга учтивость искать —Ждать, чтоб небо без туч проливало дожди.Видел ты человека, чтоб зла не творил?Одного хоть такого попробуй найди!Крепко связаны в жизни и зло и добро,Так повсюду — хоть землю кругом обойди!Ты видал, вырастают в саду на ветвяхСотни острых шипов и плоды посреди.И примешана к сладости длительных лет

Горечь старости, ждущей тебя впереди.В наше время попробуй людей испытай —Ты у каждого встретишь коварство в груди.В жизни много ремесел испробовал я,И меча и пера я изведал пути.Помни, лучший удел — все науки познать,И уверенно этим путем ты иди!

Говорит рассказчик:

— Старик как змея зашипел, словно сокол, высматривающий добычу, на мальчика поглядел, затем сказал:

— Клянусь Аллахом, который велик и могуч, который небо украсил звездами и воду низвел из туч, — если я и надумаю мириться, то лишь затем, чтоб от позора укрыться. Этот юнец привык жить на моем содержании, чтоб я заботился о его пропитании. Время было обильное, всего нам хватало, а скупость меня не донимала. Теперь же время пришло, муками замутненное, несчастьями начиненное, рубище рваное тело мое закрывает с трудом, даже мыши ко мне не заходят в дом.

Говорит рассказчик:

— Смягчилось тут сердце вали, он подумал, что превратности времени их совсем доконали, ему захотелось бедным поэтам помочь, и он велел уйти всем зевакам прочь.

Говорит рассказчик:

— Среди толкотни и суеты я все присматривался к старику, стремясь разглядеть его черты. Мне казалось, я где-то его видал, да только издали не узнал. Когда же толпа начала редеть, я подошел поближе и обоих сумел разглядеть: Абу Зейд и сын его рядом стояли — и понял я, что они опять какую-то плутню затевали. Смотрю: уже разошелся народ, и к старику, желая признаться, ринулся я вперед. Но старик ухитрился мне знак подать и на месте меня удержать. Покорный взгляду его и жесту, я стоял, не трогаясь с места.

— Что ты здесь делаешь? — спросил меня вали. — Ведь мы всем удалиться приказали!

Старик поспешил сказать:

— Это мой друг, он мне помогает щедростью своих рук. Тогда разрешил мне вали остаться и на подушках рядом с ними располагаться. А за стихи он им пожаловал плату: по двадцать дирхемов[170] и по халату, потом заставил их клятву дать — дружбу до самой смерти не нарушать. Они горячо за щедрость благодарили и уйти разрешения попросили. Я пошел за ними, чтобы узнать, где они думают остановиться, и тайной беседою со стариком насладиться. Едва мы покинули эмирский двор и вышли все вместе на простор, как меня нагнали помощники вали и обратно к нему позвали. Я сказал Абу Зейду:

— Вот задача! Зовет он меня, чтоб расспросить о тебе, не иначе. На какую бы выдумку мне решиться и какую рассказать ему небылицу?

Абу Зейд ответил:

— Это простая задача — объясни ему, что он одурачен и что ветер его встретился с ураганом, а ручеек — с океаном.

Я сказал:

— Боюсь, что тебя опалит его гнева пожар или настигнет его наказанья удар.

Он ответил:

— Я сейчас из Багдада в ар-Руху[171] уйду стороной. Скажи, разве может Южный Крест встретиться с Полярной звездой?

Пришел я к вали в смущении и застал его в явном возбуждении: талант Абу Зейда громко он восхвалял и о горькой судьбе его вздыхал. Потом сказал мне:

— Заклинаю тебя Аллахом, признайся наедине, не при всех, — не ты ли ссудил тому старику одежду, изъянов полную и прорех?

Ответил я:

— Нет, клянусь тем, чьей милостью ты — султан, он не брал у меня одежды с изъянами, это тебе нанесен изъян!

Вали от гнева покраснел и скосил глаза, потом успокоился немного и сказал: