Макароны по-флотски

Комбриг поднимает голову на звук, видит это наше чудо природы, выходит из своих раздумий и устало отвечает:

– Вы там, прапорщик, не загорайте и не изображайте часы с кукушкой. Лучше бы делом занимались. Это что ещё такое? – он указал на люк. – Устранить немедля!

Глаза святого Луки блеснули готовностью выполнить боевую задачу.

– Й-йесть!!! – и Васильич исчез в окне.

Через пять минут он уже накопытил где-то у подводников резиновый скафандр СГП кирпично-клизменного цвета, вооружился фомкой, разводным ключом, отодвинул крышку люка и нырнул куда сказано. После часа ныряний жижа понемногу перестала вытекать из чёрной дыры, а потом уровень и вовсе начал спадать. Это была победа. Вот в этот-то момент и проходили мимо наши наглаженные без пяти минут дембеля с фотоаппаратиком. Упустить такой кадр они, понятное дело, не имели права.

– Тащ прапорщик! А давайте мы вас сфотографируем на память?

Упоённый победой и ласковым солнышком Александр Васильевич не уловил в предложении жестокой издёвки.

– О что? О довайте! Жонушке милой пошлю... всё токое... и третье-десятое...

Это его постоянное «третье-десятое» было у нас притчей во языцех. Коварные матросы сдержанно загоготали и расчехлили фотоаппарат. Бравый прапорщик принял гордое положение тела, торча по грудь из канализационного люка. Вокруг было всё мокро. Тяжёлую крышку люка он с трудом поставил рядом на ребро и, кряхтя, удерживал её одной рукой – почти как Густлик Елень из фильма «Четыре танкиста и собака». Лицо он сделал по возможности серьёзное и ответственное. Фотоаппарат многообещающе щёлкнул.

За ночь бессердечные матросы нашлёпали груду фотографий: Александр Василич в обнимку с люком на фоне подсыхающей разводами вонючей лужи. Утром в понедельник перед построением они уже раздавали их всем желающим. Народ откровенно ржал. Одна, конечно, досталась и топ-модели.

А вечером приходит ко мне начальник группы связи, его сосед по жилплощади, протягивает начатую бутылку шыла и, помирая со смеху, рассказывает:

– Ой, держите меня!.. ой, сдохну щя!... это ж надо! Захожу к Василичу, а он... дай водички... а он... га-га-га!.. письмо... на столе у него лежит... и он мне его... показывает... Га-га-га!! Вот, говорит... «жонушке фотку отпровляю»... а там... уй, не могу... а там... он, едрёнать, вырезал себя с люком... наклеил... и написано: «Это я служу на подводной лодки а остольное отрезано потому сикретно»... Ей-богу, сдохну щас... наливай...

А капелькой, переполнившей чашу терпения НШ и командира стала та самая инициатива, в сочетании с которой дурак становится окончательно нестерпим.

Стою дежурным по части, как вдруг с утра разъярённым буйволом влетает начальник штаба и, вместо того, чтобы выслушать доклад, вопрошает нервно (точнее – просто орёт):

– Чего уставились?! Вы на камбузе были?!

– Никак нет ещё, – говорю, – вот, сейчас иду пробу снимать...

– «Пробу»!!! – чувствую, что его чуть ли не колотит. – А-а, ч-чёрт!!! «Пробу», мля! Ну ни хера доверить нельзя!!!

И в глазах – печаль безысходная. Хлопает дверью и ныряет в кабинет. Что, думаю, за напасти? А ну, скачками на камбуз... чего ещё там приключилось?

Прибегаю туда, а там в варочном стоит Александр Васильевич и печально ковыряет в носу.

– Завтрак готов? – спрашиваю, а сам нервно вокруг смотрю; что же тут не так?

– Не готов, – грустно качает он своей несоразмерной головой.

– Как это – «не готов»?! Рехнулись? Щас команда жрать придёт! Вы чё?!

– Вот, – кивает на котёл, – ночальник штаба отмывать зоставили. Я с вечера покрасил, чтоб не ржовело...

Заглядываю внутрь котла – матка бозка! – а там выкрашено всё... свинцовым суриком... густо... в два или три слоя... всё нутро... это писец!

С первым же попутным транспортом его отправили на хер – в «роспоряжение» командующего Камчатской флотилией. Он смотрел на нас глазами коровы, которую ведут на убой, и я поймал себя не том, что хотя и чувствую облегчение, но мне тоже почему-то немного грустно.

Вот так. И всё токое, и третье-десятое...

МЕБЕЛЬ 

– Шо такое?

– А фиг знает. Всем в базовский клуб, комбриг весь гарнизон собирает. И ваших, и наших. Всех…

– А вы чё, не в курсях?

– Не...

– Ну, ты даёшь! Вся Бечевинка знает, а он не знает.

– Да не тяни за кожу, говори уже!

– Мыкола, который с бербазы, нажрался в сиську и жену скалкой отлупил. Живого места на бабе нет, рожа вся синяя...

– Гы!..

– Ща комбриг ему устроит...

– Извлечение!

– Кюреткой, га-а-а!

– Цирк!

Офицеры и мичмана густо набились в маленьком зале гарнизонного клуба. Клубик наш только что отремонтировали: минувшей зимой он рухнул под тяжестью снега на крыше; комбриг за это разорвал командиру бербазы всю его засохшую проктологию и заменил на другого, вместе с начальником клуба.

Огромный комбриг, контр-адмирал Калайда, в своём неизменном расстёгнутом плащ-пальто и белоснежном кашне, грозно сверкал очами, уперев в бока здоровенные кулачищи. Перед ним, еле держась на ногах и покачиваясь, стоял – ещё весьма пьяненький – виновник торжества.

– Ну-с? Будем говорить или нет?!