Махатма. Вольные фантазии из жизни самого неизвестного человека

Словно спокойным течением, его вынесло к дверям синагоги, и он послушно вошёл внутрь старинного здания. Двери были двустворчатые, деревянные, испещрённые незатейливой резьбой: цветы, львы, сведённые большими пальцами благословляющие руки. В золотистой полутьме зала, тускло освещённого прыгающим пламенем дюжины восковых свечей, Хавкин не сразу разглядел у дальней стены длинный, грубо сколоченный стол на каменном приступке. За столом разместились семеро мужчин, одетых в случайное платье: один в широчайших курдских штанах, другой в обветшалом испанском камзоле с обрывками серебряного позумента, третий в лиловой бархатной жилетке поверх белой ночной сорочки. Перед каждым из них стояла кружка с чаем, и лежал на голой столешнице коржик, посыпанный сахарным песком. Во главе стола по-хозяйски вздымался неопределённых лет старик с бритым светлым лицом под белой шапкой волос, перед ним лежала раскрытая книга, в которую он поглядывал. Можно было с уверенностью предположить, что светлолицый старик ведёт здесь важную работу со своими застольными гостями – учит их либо наставляет.

Не желая мешать, Вальди, оглядевшись, опустился на низкую скамью у входа. Его почему-то притягивала эта картина: старик с учениками, в золотистой полутьме. Синагогальный служка подсел к нему, возникнув из полутьмы.

– Вы пришли учиться? – шёпотом спросил служка. – Чаю хотите?

– Да, – сказал Хавкин.

– И коржик? – спросил служка.

– Тоже, – сказал Хавкин. – А что они учат?

– Каббалу, – сказал служка. – Это синагога рабби Моше Альрои.

– И это он там сидит, за столом? – спросил Вальди.

– Ну да, – ответил служка. – С учениками… Вы, что, не знаете рабби Моше Альрои? Он самый знаменитый каббалист на свете, как можно не знать!

– Я приезжий, – оправдался Хавкин, дивясь такому разговору со служкой. – Специально приехал. – И ждал, когда служка спросит, откуда он специально приехал в Цфат. Но служка не спросил.

– Пойду, чай принесу, – сказал служка, поднимаясь со скамьи.

Он пересёк пустой молитвенный зал и, шагнув на приступок, подошёл к рабби. Подняв голову, Альрои слушал наклонившегося к нему служку.

«Что бы это всё могло значить», – думал и размышлял Вальди Хавкин со своей скамьи. Более всего он удивлялся тому, что, ничуть не противясь, сидит, в этой молельне в ожидании чая с коржиком и ведёт пустые разговоры со служкой. И не может отвести глаз от чужого светлолицего старика во главе стола.

– Он вас зовёт, – сказал служка, вернувшись к Хавкину.

– Меня? – переспросил Вальди. – Но на каком языке…

– Ну, не знаю, – сказал служка. – Идите, идите!

Рабби следил, как Хавкин шёл по залу, приближаясь.

– Я хочу вас благословить, – сказал рабби Альрои, когда Вальди поднялся на возвышение.

– Я не верю в Бога, – сказал правду Хавкин.

– Зато я верю! – живо возразил рабби.

– А как же тогда вы без ермолки! – сказал Вальди. – В синагоге! – До него вдруг дошло, что он говорит с Альрои на идиш, и ему стало хорошо и легко.

– Если я надену ермолку, – сказал рабби и улыбнулся, а голубые глаза потеплели, – я не стану ближе к Богу ни на выдох. Даже две ермолки, а поверх ещё лисью шапку! Но кому нравится, пусть себе надевает – это дело свободного выбора, как всё в нашем мире. Ведь и вы пользуетесь этим выбором, не так ли…

– Да, это так, – согласился Вальди.

– Вы выбираете между единобожием и многобожием, – продолжал Альрои, – в пользу Высшей Силы. Я тоже. Высшая Сила единообразна, но и бесконечно множественна; и это с трудом укладывается в нашем понимании.

Разговор этот, понимал Хавкин, долго не продлится; более всего ему хотелось спросить рабби о ночном сне, о белых ангелах – и утвердиться в своих непостижимых для здравого разума догадках ему хотелось.

– Мне кажется, – начал Вальди, – я не случайно сюда зашёл, в вашу синагогу. И вот…

– Судить следует по результату, а не по причине, – сказал рабби. – Причина не более чем частность, чего никак нельзя сказать о результате. Вы многому удивляетесь, мой господин, и это даёт вам жизненную силу. Пока человек удивляется – хорошему или дурному, неважно, – он существует!

– А результат? – спросил Вальди.

– Результат не виден, – сказал рабби, – и никакая спешка тут не поможет… Но вы спешите спросить меня о диве, которое кажется вам сейчас самым главным. Спрашивайте!

– Рабби, ангелы – есть? – тихо, как о тайном, спросил Вальди.

– Я не видел, – не понижая голоса, сказал рабби Альрои. – Но вы же их встретили – значит, они есть.

– Значит, есть… – потерянно повторил Хавкин. – Они и те… – он оборвал фразу и замолчал.

– …и те, кто выглядывали из кустов, – закончил рабби за Вальди Хавкина. – Вам стоило ехать в Цфат, в такую даль, чтобы удостовериться в этом.

– Вы и это знаете, – чуть слышно пробормотал Вальди. – Непостижимо!

– Я каббалист, – расслышал бормотанье светлолицый старик. – Знание – это моя работа. Но ничто не открыто нам до конца, и, прежде всего, знание.

– Почему? – спросил Хавкин.

– Потому что конца не существует, – сказал рабби. – Мы его придумали, как и многое другое, для собственного удобства.

– А что же существует? – спросил Хавкин.