Махно и его время

Это высказывание серьёзно задело Махно, он парировал: «Ваших большевиков в деревнях совсем почти нет, или, если есть, то их влияние там совсем ничтожно. Ведь почти все сельскохозяйственные коммуны на селе были созданы по инициативе анархо-коммунистов».

Об этой беседе мы знаем из мемуаров Н. Махно, которые, как мы видели, не всегда точны. Однако ничего невероятного в такой встрече нет.

Описание этого диалога в мемуарах Махно достаточно правдоподобно: будущий непримиримый враг большевизма уважительно отзывается о Ленине, он самокритичен и словно смотрит на беседу со стороны: «Но скверный, если можно так выразиться, характер мой, при всём моём уважении к Ленину, которое я питал к нему при данном разговоре, не позволил мне интересоваться дальнейшим разговором с ним»

[164], — пишет Махно о своём настроении после обидных ленинских слов об анархизме.

Воспоминания Махно позволяют выделить фундаментальные расхождения между ним и вождями большевизма, равно как и понять, на чём основывался их непрочный союз. Оперируя одними и теми же понятиями — «коммунизм», «контрреволюция», «власть капитала», «массы», — они наполняли их совершенно различным содержанием. Отсюда и ощущение предательства, возникающее при их разрыве, и невозможность для Махно вступить в союз с «белыми». Всё-таки с большевиками у него общие цели, хотя идут они к этим целям каким-то кривым путём диктатуры.

3. Немецкая оккупация и гетманат

В обозе немецких войск в Киев вернулись Центральная Рада и её Генеральный секретариат, теперь во главе с эсером В. Голубовичем. Лидеры Рады наивно думали, что немецкие войска, «дружественные нам, будут биться с врагами Украинской народной республики под началом Полевого штаба нашего государства»[165].

Вернувшись в Киев, министерство внутренних дел приказало губернским и уездным комиссарам известить население, что правительство УНР «твёрдо и нерушимо стоит на страже всех политических, социальных и национальных достижений Великой Революции»

[166]. Выступая на заседании Малой Рады, посвящённом годовщине Центральной рады, её председатель М. Грушевский подтвердил, что УНР не отказывается от необходимости созыва Учредительного собрания[167]. Более того, в брошюре «На пороге новой Украины» Грушевский заявил: «Укрепляя авторитет нашей социалистической Центральной Рады и её социалистического министерства, хотим сделать нашу Украину крепостью социализма. Строим республику не для буржуазии, а для трудящихся масс Украины, и от этого не отступим!»

[168]

Немцы, однако, не собирались терпеть всё это социалистическое самоуправство. Им нужно было выкачивать продовольствие из Украины, А это было удобнее делать через крупные хозяйства, и уж во всяком случае — не во время земельного передела. Также Вильгельм II не был намерен иметь «союзное государство», правительство которого является очагом социалистической пропаганды. 6 апреля главком немецких войск Эйхгорн выпустил свой аграрный декрет, игнорирующий законодательство УНР. Теперь крестьяне могли взять только ту помещичью землю, которую засевают сами, и не засевают помещики. Помещики получали право засеивать свои земли, и если они при этом действовали совместно с крестьянами, то получали половину урожая. В современной украинской историографии этот приказ характеризуется как «довольно прагматичный»[169], с чем очень трудно согласиться, учитывая обстановку в стране. Ведь помещики не могли сеять сами, для этого им нужно было привлечь рабочую силу. Весной 1918 г., когда беднейшие слои деревни не были настроены на покорное батрачество, это означало привлечение к работам всё тех же крестьян, которые до прихода немцев рассчитывали получить весь урожай, а теперь вынуждены были работать на помещичьей земле исполу. Ничего, кроме возмущения, это вызвать не могло, и Эйхорн своим приказом способствовал подготовке почвы для крестьянских восстаний на Украине.