В отличие от рабочих крупных производств, которые не могли развернуть производство из–за отсутствия сырья и рынков сбыта (и то, и другое было отрезано фронтами), сапожники, пищевики, рабочие по коже и другие труженики небольших производств, ориентированных непосредственно на индивидуального потребителя, быстро встроились в предложенный махновцами «рыночный социализм». В этих отраслях снижалась безработица (работники по коже смогли ее и вовсе ликвидировать) 89 — постепенно расширялись масштабы обобществления производства — в начале декабря, например, пищевая промышленность полностью перешла в руки рабочих. 90 В то же время в районе сохранялся и частный сектор в промышленности Так, даже в Гуляйполе на заводе сохранялась прежняя администрация, которая вела постоянные переговоры с профсоюзом. Труд рабочих оплачивался мукой с близлежащей мельницы, отношения с которой были установлены профсоюзом. 91
Несмотря на то, что заводчанам раздали оружие для самоохраны, махновцы то и дело «реквизировали» все необходимое им прямо в цехах. Впрочем, они расхищали остановившееся производство вместе с самими рабочими, отчаявшимися хоть что–то заработать на фабрике. Но от общероссийского экономического развала состояние района выгодно отличалось благополучным положением в сельском хозяйстве и связанной с ним легкой промышленности.
Рыночное преуспевание легкой промышленности даже вызывало критику со стороны «уравнительных» идеологов махновщины. Так газета «Повстанец» писала в анонимной статье: «Вот уж поистине, кто хорошо живет, это сапожники — никакая дороговизна им нипочем. Малейшее повышение цен на рынке перекладывается на заказчика». 92 Возникла необходимость в урегулировании денежного рынка. Пока распределительные механизмы будущего еще не были налажены, необходимо было жить в условиях товарно–денежных отношений. Но каких — в городе с разной степенью легальности ходили «керенки», «совзнаки», казначейские билеты Деникина, Петлюры, Скоропадского и т. д. Это обстоятельство, однако, не смущало, а воодушевляло махновских «экономистов»«. Путь к свободе» писал, например: «Разве нельзя людям разрешить финансовый вопрос, когда денежные знаки имеются в громадном числе?» 93 Следуя этой наивной логике, махновцы разрешили хождение любых денег. Возможно, это согласовывалось с анархо–коммунистическими планами Махно об отмирании денег посредством их обесценивания. Впрочем, рынок не был парализован, в Екатеринославе буйным цветом расцвело кооперативное движение. «Совзнаки», правда, принимал только кооператив «Продовольствие и культура».
В распоряжении махновского штаба и финансовой комиссии ВРС на 15 октября находилось 9–10 миллиардов рублей бумажных денег различной стоимости. При этом «золотой запас» (включая драгоценности) составлял 15 миллионов старых рублей. 94 В результате активной социальной и внешней политики «махновии» к 1 декабря махновская «касса» сократилась до 5 миллиардов рублей и 2 миллиона золотого фонда. 95
Социальные издержки рыночной системы заставили Махно обратиться к системе соцобеспечения. Каждому пришедшему махновский «собес» выдавал по 300 рублей. 96 Эти деньги брали с «буржуазии». Очевидец событий М. Гутман вспоминает: «Махно наложил на зажиточную часть населения 25 миллионов контрибуции…и забрал из банков деньги, которые деникинцы не успели вывезти». Контрибуция и конфискованный капитал сортировался. «Махно не аннулировал никаких денег и брал контрибуцию как советскими, так и донскими. Впрочем, РВС предпочитал оставлять у себя донские, поэтому населению раздавали совденьги». 97 Такая сортировка объясняется просто — на донские деньги можно было приобрести оружие и боеприпасы. Население тоже оказалось не в накладе — через месяц пришли красные, и совзнаки не пропали.
Работы по ремонту орудий махновцы также оплачивали совзнаками 98, что не всегда нравилось рабочим. Немалую роль в этих конфликтах сыграла позиция и самих рабочих. Махновцы просто не могли сойтись с ними в ценах».
Армия — одна из основных потребителей транспортных услуг, равно как и услуг машиностроителей. Но Махно не стал «вытягивать» крупное производство посредством своеобразного «военно–промышленного комплекса», когда машиностроители кормились бы преимущественно от обслуживания бронетехники. Это увеличило бы затраты на армию и вызвало бы недовольство крестьян, обеспечивавших повстанцев безвозмездно. Желая поставить всех в равные условия, Махно возмущался, когда рабочие требовали слишком высокую, по его мнению, плату за услуги: «Сволочи, шкурники и вымогатели, пытающиеся на крови и героизме моих бойцов строить собственное благополучие». 100
В это время и Волин склоняется к мысли, что «рабочие сейчас в силу ряда условий не деятельны, робки и не революционны, и успех третьей революции зависит теперь, главным образом, от крестьянства». 101