Макиавелли

^{Джироламо Савонарола. Художник Б. Делла Порта}

^{Мост Понто Веккьо}

^{Замок Святого Ангела и мост Адриана}

^{Вид виллы Медичи. Художник Д. Веласкес}

^{Ф. Гвиччардини. Статуя на фасаде галереи Уффици}

^{Осада Флоренции. Художник Дж. Вазари}

^{Римский папа Александр VI (Борджиа). Художник Б. Пинтуриккио}

^{Римский папа Юлий II (Джулиано делла Ровере). Копия портрета Рафаэля 1512 г.}

^{Портрет мужчины (Кондотьер). Художник А. да Мессина}

^{Кондотьер. Художник Леонардо да Винчи}

^{Папа Лев X с кардиналами Джулио Медичи и Луиджи Росси. Художник Рафаэль}

^{Римский папа Климент VII. Гравюра XVI в.}

^{Королевская резиденция в Блуа. Фасад Франциска I. Старинная гравюра}

^{Пленение Франциска I при Павии. Старинная гравюра}

^{Французский король Людовик XII. Гравюра XVI в.}

^{Император Священной Римской империи германской нации Карл V. Художник Тициан}

^{Никколо Макиавелли. Статуя на фасаде галереи Уффици}

Ответ Сальвиати пришел 4 октября и представлял собой шедевр человеческой злобы, достойный старой поговорки о флорентийцах, у которых «в глазах небеса, а в устах геенна». Аламанно всюду обращался к Макиавелли фамильярно, на «ты», тогда как сам Никколо писал ему официальным тоном, чтобы подчеркнуть разницу в политическом и социальном положении. Аламанно поблагодарил Макиавелли за любезное напоминание о себе и радостные вести, «ибо здесь мы ни о чем не ведаем, кроме того, что сообщают случайные бродяги, кои заглядывают к нам не чаще двух раз в месяц» (укол первый: Сальвиати получал правительственные депеши и, конечно, собирал информацию иными способами). Затем он заявил, что, по мнению профессиональных солдат из Пизы, Падую невозможно было взять силой (укол второй: Никколостоило проверять свои источники). Тем не менее Сальвиати добавил, что относится к этому делу с монашеским (fratesco) долготерпением и сомневается в успехе венецианцев, поскольку они, похоже, столкнулись с противниками скорее божественной, нежели естественной природы, «и посему мы должны молить Господа о наилучшем исходе».

Насмешка в словах Сальвиати была очевидна: упомянув «монашеское долготерпение», он подшучивал над известной неприязнью Макиавелли к служителям церкви и последователям Савонаролы, а выразив надежду на чудо и божественное вмешательство, посмеялся над верой Никколо в естественные причины. К тому же в своем письме Макиавелли упомянул, что вести из Падуи во Флоренцию доставлены монахом, вот Сальвиати и решил высмеять достоверность этих сведений. Аламанно призвал Никколо сделать все возможное, чтобы сохранить союз папы римского с королями Испании и Франции, «дабы ни один из них не решился от отчаяния разорить всю Италию, дабы французская армия не оставалась во власти иных людей, ибо сие будет весьма тревожно».

Завершалось письмо ехидным пассажем: «Если я что-либо упустил, пусть сие разгадывает мой доктор права». Но Макиавелли, в отличие от большинства коллег по канцелярии, насколько известно, никаких ученых степеней не удостаивался, и потому вкратце послание Сальвиати выглядит так: знай свое место, ты, заносчивый, невежественный и зловерный лизоблюд! Неискусная попытка Никколо достичь примирения с треском провалились, потому что ответственность за все, что могло случиться с Флоренцией, в случае неудачи Аламанно возложил на Макиавелли и Содерини.

24 октября Флоренция подписала союз с Максимилианом I, согласившись в обмен на протекцию выплатить 40 тысяч дукатов. Первый из четырех платежей должен был поступить немедленно, а второй — в середине ноября. Доставить вторую часть денег в Мантую Десятка поручила Макиавелли, велев затем отправиться в Верону «или иное место, более подходящее для добычи сведений». Но среди флорентийцев, как всегда, нашлись те, кто остался недоволен выбранной кандидатурой. 3 ноября Франческо Гвиччардини написал брату Луиджи в Мантую: «Пока не решили, кого отправить ко двору императора; и притом что одни предпочли бы настоящего посла, я же полагаю, что, в конце концов, выберут кого-то из канцелярии, возможно, Макиавелли». Некоторые, по понятным причинам, избрали бы человека более авторитетного, но, поскольку решение принимала Десятка, ничего уже нельзя было изменить.