Маклай-тамо рус. Миклухо-Маклай

Покупка и обработка трепанга задержали шхуну у этого берега. Теперь он решил заночевать в деревне, заняв пустую хижину. Его сопровождал расторопный местный житель Кохем, который покрыл настил циновкой, развёл небольшой костёр и с кем-то шептался у задней двери хижины. Оттуда туземец вернулся с двумя женщинами, которых уложил на расстеленную циновку и прикрыл двумя другими.

С замиранием сердца следил Маклай за этими действиями, делая вид, что дремлет, и успев заметить, что одна из женщин весьма напоминает Пинрас. Кохем подошёл к его походной кровати и предложил лечь на нары — на свободное место, оставленное между двумя женщинами.

Зная из рассказов моряков, что туземцы под покровом темноты ухитряются подложить белым далеко не свежий сексуальный товар, он встал, зажёг керосиновую лампу; подошёл к лежанке и стащил одну циновку. Под ней оказалась обнажённая туземочка лет двадцати. Она серьёзно смотрела на него.

Под другой циновкой лежала Пинрас. Глаза её блестели в свете лампы, а тело было нежным и желанным. Пройдоха Кохем, умильно поглядывая на него, повторял: «Уян, уян!» («Хорошо, хорошо!»).

«Действительно, что же тут плохого?» — подумал учёный. Кохем при помощи пальцев показывал очень наглядно, каким образом надо действовать, чтобы стало хорошо.

Почему бы не последовать его совету?..

На следующий день, схематично описав этот эпизод, Николай Николаевич завершил его так: «Чтобы отвязаться от них и не обидеть никого, я указал на мои сонные глаза, сказав: «Матин» (спать). Потушил лампу и лёг на койку, предоставив Кохему и моим посетительницам делать что угодно».

Как всё это было в действительности? Об этом остаётся только строить догадки, которые зависят от нашей фантазии.

В деревне Карепуна на южном берегу Новой Гвинеи, после того как два миссионера отправились на шлюпке в другое поселение, Маклай получил возможность обследовать татуировки местных женщин и сделать зарисовки.

Вокруг дома, где он остановился, стали бродить девушки и женщины, прося «куку» — табак. Исследователь поочерёдно впускал ту или иную из них и принимался за работу. Когда двери были закрыты, девушки не жеманились, развязывали юбки и демонстрировали все татуированные места, включая самые интимные. А чтобы обнажить всё, натурщицы терпеливо стояли, порой в неудобных положениях.

Работа была непроста не только потому, что рисовать приходилось неторопливо, отмечая все малейшие детали рисунков. В некоторых случаях девушки поглядывали на него лукаво. Видно было, что они не прочь получить побольше «куку», доставив при этом удовольствие рисовальщику. Возможно, чувствовали, что ему приходится сдерживать всё более настойчивое желание.

Но вот одна из натурщиц, которой было не более восемнадцати лет, открыла сначала небольшие упругие груди конической формы, затем обнажила живот и приподняла одну ногу, чтобы продемонстрировать весь рисунок целиком. Она смотрела на него с прищуром и лукавой полуулыбкой, когда он проводил пальцами по узорам татуировки, испытывая всё более жгучее возбуждение.

Девушка повернулась спиной, обнажив нижнюю часть туловища, где татуировка была совершенно очевидным приглашением к соитию. Чуть расставив ноги, наклонилась и сбоку оглянулась на него, сделав несколько лёгких движений, после которых он уже не смог сдерживаться...

Произошло ли нечто подобное? Дневниковые записи не дают повода подозревать это. Возможно даже, что много раз зарисовывая татуировки туземок, исследователь перестал обращать внимание на них как на объект сексуальных утех, полового удовлетворения. Не случайно же предпочитал именно натурщиц и почти исключительно молоденьких или юных. Хотя, конечно, половую истому можно прекращать и другим путём...

Итак, перестанем прибегать к многоточиям и зададимся вопросом: не удалось ли нам проникнуть в потаённые детали путешествий и приключений нашего героя?

Документальный роман как художественное произведение предполагает определённую долю вымысла или домыслов. В данном случае — вымысел явный и откровенный, не имеющий под собой сколько-нибудь надёжного основания. На эту тему не стоило бы и говорить, если бы не одно обстоятельство.