Соня.
Нет, нет; нет! Ни за что! Оставь! Как тебе не стыдно!Борис.
Неправда, не все новые стихи бранила, ты же сама…Соня.
А знаю, знаю; про что ты вспомнил.Борис.
Про что?Соня.
А любила одни, Андрюшины… «В голубые священные дни распускаются красные маки»… Да? Да?Борис.
Да, про это.Соня
Борис.
Это не конец. Конец я хорошо помню. Мы еще о второй строке спорили, хоть я ничего не понимаю. Конец такой:Наталья Павловна
Соня.
Ну да, да… Вот откуда у меня, должно быть, и звенит в голове: лепестки, листочки маковые… алые… Только проще… Я простое люблю… Андрюша, и он все-таки…Наталья Павловна.
Соня, деточка моя… Ну, что я… А вот ты… сядь лучше сюда, посиди тихонько. Может, поговорим… Все вместе.Соня.
Поговорим? О чем? Все о том же, что нет, мол, ни у кого любви, да как это скверно, что нет; да откуда бы ее добыть… Ох, мама, скучно, надоело. Ведь все равно ни до чего не договоримся.Наталья Павловна.
Соня! Соня!Соня.
Что, Соня? Я только правду сказала. Ну, не сердись, мамочка, милая. Я буду совершенно серьезнойНаталья Павловна.
Я-то знаю, кто… Я знаю…Соня.
А я не знаю. Нет, право… Бросим лучше…Борис.
Не знаю, я думаю…Соня
Борис.
Нет, ничего. Кажется; что думаешь что-то, а захочешь сказать – нечего. А делать совсем нечего. Ничего не буду делать.Соня
Наталья Павловна.
Все виноваты, Соня…Соня
Борис
Наталья Павловна.
Боричка, не уходи. Она ничего, ну пусть она говорит, что хочет. Ведь говорить – легче.Соня.
Разве я тебя обидела? Ну прости. Я ведь всегда тебя обижала, а потом прощения попрошу – ты и простишь. Помните, мамочка, как вы меня раз, в Тимофеевском, за Борю наказали? Давно-давно… Я ему курточку разорвала. Я была виновата, – и долго его потом за это ненавидела. А потом помирились. Помнишь, Боря? Ведь хорошо было? А рощу Тимофеевскую помнишь? Как мы раз там с Андрюшей и с дядей Пьером еще… Ну, да что об них. А вот мы с тобой… мы с тобой…Наталья Павловна
Борис.
Не надо, оставьте ее.Соня
Борис.
Что нельзя?Соня.
С этим нельзя…Явление 17
Бланк.
Что нельзя? Чего нельзя? Все можно. Нам только что молодой поэт доказал, что все можно.Коген.
Удивительная это вещь, Иосиф Иосифович. В Петербурге, на фоне революции; пышным цветом расцвело неодекаденство: не литературное только, – жизненное, жизненное. Они в жизнь все это проводят; неприятие мира, дионисианство, оргиазм, мифотворчество… началось! Я вам говорю, решительно что-то началось!