Так, у введении в оборот общей западноевропейской валюты евро глава представительства Европейской комиссии в России Р. Райт усматривает не только экономическую и политическую, но и психологическую составляющую: общая валюта ЕС «станет символом всех тех ценностей, которые исповедует ЕС: демократии, законности, рыночной экономики, интеграции»388
. Такие исследователи, как А. Загорский и К. Руссле, также вводят понятия европейских ценностей в политико–экономическую плоскость и отмечают, что «Европейский союз построен на общности ценностей; страны, которые входят в него, имеют приблизительно одинаковый уровень экономического развития, и ни одна из них не занимает господствующего места»389.К аксиологической системе Западной Европы, с политико–правовой точки зрения, можно отнести зафиксированные в Маахстрихтском договоре ценности как элементы, которые формируют идентичности. Так, в статье F Договора о ЕС сказано, что Союз уважает национальную идентичность своих государств–членов. Статья F1 Амстердамского договора модифицирует эту мысль и утверждает, что Союз основан на принципах свободы, демократии, уважения к основным правам и свободам человека, а также на принципах правового государства — принципах, общих для всех государств–членов.
Еще более подробно эти ценности фиксируются в Основных положениях о приеме в Европейский Союз новых членов, которые были утверждены на встрече в верхах в Копенгагене в июне 1993 г. Статья О Договора о ЕС называет три критерия для приема: Во‑первых, стабильность демократических институтов и правового государства, защита прав человека и защита меньшинств, Во‑вторых, функционирующую рыночную экономику; В‑третьих, прохождение aquis communautaires, включая обязательства, которые вытекают из целей политического, экономического и валютного союза.
Таким образом, можно утверждать, что «европейская идентичность», которая опирается на «европейские ценности», для Евросоюза является политической реалией, с которой считаются при принятии политических решений. С другой стороны, использование идей «европейской идентичности» и «европейских ценностей» не всегда лишено избыточной политизированности. В отдельных случаях они используются ЕС и НАТО в качестве политического аргумента в диалоге с теми субъектами международных отношений, которые не являются носителями «европейской идентичности» и не разделяют «европейские ценности». Так, в частности, во время визита в Киев генерального секретаря НАТО и представительной делегации послов стран этой организации, состоявшегося в июне 2002 г., представители Североатлантического альянса периодически делали акцент на том, что для Украины вступление в НАТО — это не «стометровка», а скорее, «марафонская дистанция», и что Украина, как и все другие претенденты на членство, должна отвечать пяти нормативным критериям, в том числе, наличию гражданского общества, обеспечению прав человека и свободы СМИ390
.Западные исследователи, как правило, ставят под сомнение наличие «европейской идентичности» в России как национального государства вообще и в ее граждан в частности. Многие русские мыслители, начиная с П. Я. Чаадаева, также сомневались в этом. С самого начала XIX в., если не раньше, длятся споры между т. наз. западниками и националистами391
. Первые делают акцент на том, что Россия является неотъемлемой уникальной частью общеевропейской цивилизации, вторые — что Россия есть уникальным цивилизационным образованием, лишь близким к Европе как к цивилизации, во многом родственной с русской.Следует, однако, указать, что современная культурологическая мысль относит Россию не к Новоевропейско–Североамериканской, а Православно–Славянской цивилизации. Представители европейской социально–политической мысли также преимущественно стоят на позициях того, что с социокультурной и политико–экономической точек зрения Россия едва ли принадлежит к Европе как цивилизационному образованию. Еще герцог Сюлли исключал Московское государство из числа европейских государств. До сих пор европейцы не убеждены в полной мере, что россияне разделяют западные ценности, пишет санкт–петербургский профессор К. Худолей. Споры по этому вопросу, отмечает исследователь, идут уже не одно десятилетие — дискуссии о том, является ли российская элита европейской или только желает казаться такой, шли уже в середине XIX ст.392
Правильным ответом на поставленный вопрос является следующая констатация К. Худолея: за годы реформ в России уже появился достаточно большой пласт людей (20–25% населения), которые ориентируются на западные ценности. Пока что этот пласт пассивен политически, но становится все более активным экономически. Это сказывается на отношениях РФ с НАТО и ЕС. Но показательно то, что Россия никогда не поднимала вопрос о своем членстве в НАТО.