В контексте цивилизационного подхода движущие силы истории, по мнению А. Тойнби, являются наднациональными. Любая национальная история, хотя и имеет свое неповторимое своеобразие, не может быть, по существу, выясненной, пока она не будет рассматриваться в сопоставлении с историями других национальных государств, которые составляют в своей совокупности более широкое сообщество. Таким сообществом, по А. Тойнби, является локальная цивилизация, которая и может быть в полном объеме рационально осмысленным полем исторического исследования. Именно она представляет собой в пространственном отношении общество более широкое по объему, чем национальное государство. Последнее же выступает как частичное проявление конкретных цивилизаций.
Своеобразие исторических вызовов и ответов на них «творческого меньшинства» как движущей силы каждой конкретной цивилизации определяет специфику этой цивилизации, иерархию ее социальных и духовных ценностей. В отличие от О. Шпенглера, А. Тойнби положительно относился к западной цивилизации, видел в ней большой потенциал для последующего развития. Более того, он пытался ввести элементы поступательного развития и в свою общую концепцию, считая, что прогресс человечества заключается в духовном совершенствовании, в религиозной эволюции от примитивных анимистических верований через универсальные религии к единой синкретической религии будущего.
Большое внимание А. Тойнби уделил исследованию сложных взаимоотношений Запада, прежде всего Западной Европы, с православным миром, особенно с Россией. «Политика Петра, — подчеркивал всемирно известный английский историк и социолог, — заключалась в превращении Российской империи из православной мировой державы в одну из локальных держав новейшего западного мира. Признав политику Петра, русские в конечном счете смирились с тем, что им нужно стать таким же народом, как и остальные, и молча отреклись от претензий Москвы на уникальность своей судьбы как твердыни православия — единственного, как полагают староверы, что дает надежду на будущее всему человечеству»116
.Как и П. Сорокин, А. Тойнби видел перспективу преодоления внутренних противоречий Запада, его конфликтов с внешним миром на пути духовного обновления, отказа от абсолютизации материальных ценностей.
Глубокую разработку цивилизационного подхода осуществили в 20–30‑х гг. XX ст. представители российской эмигрантской школы евразийства (Н. С. Трубецкой, Н. Н. Алексеев, В. П. Никитин, В. Н. Ильин, Л. П. Карсавин и др.), хотя и делали из него выводы, противоположные либеральному европейству117
.Первоначальное увлечение монархическими и религиозно–фундаменталистскими идеями, которое позже они сами признавали «детской болезнью», привело евразийцев к идее свободы. Но к «свободе–равенству» в противовес «свободе–неравенству» Запада, с его глубоким социально–классовым расслоением. Это — свобода в коллективе, соборность. В основе такого подхода — идея общего дела (по П. Сорокину, «идея–правительница», или идеократия)118
. Традиции евразийства продолжили во второй половине XX в. выдающийся русский энтополитолог Л. Гумилев119 и идеолог мистического (мессианского) направления российской геополитики А. Дугин120.Идейное наследие евразийства приобретает сегодня особое значение в свете завершения процесса расширения Совета Европы и вхождения в него России, когда перед европейским сообществом встает проблема формирования гуманистического европейского сознания на основе многообразия и уважения к духовно–культурным традициям и достоянию различных цивилизационных составляющих Объединенной Европы.
Стержневой идеей евразийства, и сегодня сохраняющей актуальность и остроту, является противопоставление космополитического «атлантизма» либерального Запада, прежде всего США («Sea Power»), континентальному традиционализму Евразии («Heartland»), главной опорой которого выступает цивилизация «исторической России» как синтез самобытных национальных культур, которым присущ примат духовного героического начала, «идеи–правительницы» над «грубой материей» техники и финансов.
В этом контексте Европа рассматривается идеологами евразийства как своего рода «поле битвы» не только между цивилизациями, но и между разными укладами и факторами одной цивилизации. Так, современный российский философ и политолог А. С. Панарин считает, что «идейное и культурное противостояние между Америкой и Европой — это в значительной степени «противостояние буржуазного авантюристического типа той системе сдержек и противовесов, которая угрожала ему политическим и моральным остракизмом»121
.