Макс Охотник. Книга первая.

— Извини меня Максим, дуру старую! Не поверила-то я поначалу, что тебя к нам сам Единый послал. Не разглядела в тебе искру божью, а должна была. Один отец Белозар понял всё сразу. Нада сказала, что у тебя будут вопросы, и просила дождаться её. Утром она проснётся и многое прояснит.

Бояна внимательно смотрела мне в лицо. Я помотал головой:

— Это я должен вам руки целовать! Без вашей помощи, тётя Бояна, меня уже бы не было. И ничего пока для вас я не сделал. Но буду стараться. У меня есть просьба: мне нужно рассчитаться с Ерофеем десятью золотыми. И ещё сумку хорошую, крепкую. А потом мы с вами рассчитаемся. А как там Нада?

— Всё будет Максим, всё будет! И во много раз больше. Ты просто даже не представляешь себе, что ты для нас всех сделал. Благодаря тебе выжили шесть селян, и ещё четверо идут на поправку. Отдыхай, а с Надой всё хорошо. Умаялась, девочка-- спит. Всё, я убежала и ещё раз спасибо тебе, Макс.

Улыбнувшись на прощание, Бояна ушла. Представляю, как, сейчас мою зазнобу в реале пытают. Правда о том факте, что она моя любовь и моя радость, Нада даже не догадывается. Со стола я доел всё: судя по тому, что я пережил, белка и углеводов понадобится много. С этой мыслью меня и вырубило. Ночью спал как убитый, сказались двухсуточные муки организма.

Открыв глаза, я в полной мере прочувствовал, что не зря прежде мучился. Во-первых, зрение и слух! Я просто выпал в осадок: у меня появился зум! Представьте, одним только желанием балка над моей головой приближалась, увеличиваясь в размере, и можно было рассмотреть все её трещины и овалы сучков. Во вторых, куры сейчас завтракают — об этом доложили мои уши. Причём по желанию можно, так сказать, вернуть эти два чувства к базовым настройкам. Так, я лежал и экспериментировал, но заболела голова. Понятное дело, халявы не бывает. Ладно, будем работать над этим вопросом.

Тело раздувало от несокрушимой мощи, судя по ощущениям хотелось рвать и метать. Ну, так в чём же дело? Всё равно пока здесь нету моей радости, как, впрочем, и питания.

Вскочив с кровати, выбежал во двор, вынесся за ворота и устроил пробежку по Травникам. Бежалось легко и свободно, лёгкие раздувало, как меха у горнила. Сделал кружок по двум улицам. Село было как вымершее, это меня очень печалило. Подбегая к воротам в ограде села, решил ускориться. Дома по сторонам улицы слились в пёструю ленту, защитная стена моментально приблизилась, под ногами замелькали ступеньки лестницы, ведущей на боевую галерею — и тут силы покинули меня, а нога свернула не в ту сторону и нащупала пустоту.

Последнее, что я увидел перед падением — ошарашенные лица стражей стены, находившихся на своих постах. Домой я вернулся через полчаса после того, как посидел на травке под стеной, чтобы восстановить показатели бодрости. Сверху гомерически хохотали мужики. Ну пусть порадуются, скучно стражникам доски на стене топтать, а тут такое развлечение. А так да, я, как всегда, упустил что я всё ещё новичок, нуб и характеристики у меня детские. Сейчас я похож на мощный гоночный болид со стаканом топлива в баке…

Нада уже ждала меня на нашей лавочке, возле которой стоял накрытый стол. Промелькнувшую на её лице гамму чувств можно было назвать-- сложной. Ну это, помните — от отрицания до вины. Она вскочила и подбежала ко мне, ладошка коснулась моего лица. Ну вообще! Сегодня мой лучший день!

— Макс, ты свою рожу видел? Если тебя показать моим знакомым разного пола, то они тут же описаются, притом — по противоположным причинам. Не, не отдам! Такая корова нужна мне самой. Макс, а я тебе хоть немножко нравлюсь, а?

— Я за тебя жизнь отдам, вот!

Куда это меня понесло, о чём я? Ни хрена я осмелел, и причём здесь моя рожа? Пускай не красавец, но ведь не совсем урод. И почему не отдаст? Я сам не уйду!

Так метались мысли в моей голове, словно молекулы того Броуна. Нада уже успела куда-то метнуться и теперь протягивала мне слюдяное зеркало. Оттуда на меня смотрел молодой мужчина с острыми чертами лица: прямой, узкий, правда — узкий, мать его, нос, довольно-таки длинный, упрямые, слегка припухшие губы, подбородок — волевой такой, ровные брови на высоком лбу…

Но самое главное — глаза. Карие, но с красной окантовкой вокруг зрачка. Жёсткий гипнотизирующий взгляд, от которого я сам чуть не наложил в штаны. Очешуеть, и это я? В полной прострации уселся на лавочку. Теперь я понял, что там Бояна на моём лице тогда высматривала и почему такая радостная умчалась: мужика-защитника разглядела. Ведь тут вся фишка в наличии духа. Чтоб не зассал подвиг совершить, а все навыки и умения — дело наживное. А убить меня — хрен убьёшь, воскрешающий тотем на это имеется.

Коршуном я налетел на приготовленную еду, быстренько смел всё и приготовился внимать.