Максимализмы (сборник)

Герою фильма по фамилии McMurphy 38 лет, и сел он в тюрьму за statutory rape (формальное изнасилование) пятнадцатилетней девушки. Формальность состоит в том, что факт изнасилования определяет не сама зрелая самка, захотевшая ебаться, а закон, написанный садистами, взявшими власть в свои руки и считающими любую не одобренную ими еблю преступлением.

Девушка, сочная, текущая, голодная, радостно развела ноги, многократно насладилась, счастлива, называет всё это любовью, но закону и законникам наплевать на человечью радость – они считают, что добровольность девушки ничего не значит и называет её наслаждение изнасилованием, считая, что только после мистического скачка в день с 17-ти лет на 18 у девушки вдруг и само собой рождается сознание, ответственность за собственные действия вкупе с независимостью от родителей. За день до восемнадцати её считали за ребёнка, неспособного на самостоятельное мышление. А через день этой же девице разрешается вагинальный, оральный и анальный секс, включая групповой.

Смысл закона о формальном изнасиловании – это не только пренебречь желанием созревшей самки, а перечеркнуть это желание, унизить с намерением уничтожить его. Это уже не говоря об изничтожении самца, обрадовавшего самку.

McMurphy выдаёт такую фразу обследующему его врачу:

…she was very willing… when you get this red little beaver – no man can resist it.

(Она очень хотела… когда ты заполучишь такую красненькую пиздёнку – ни один мужчина не сможет отказаться от неё.)

А общество как раз и требует, чтобы ты перестал быть мужчиной, а стал кастратом-дегенератом и бежал юного пиздяного чуда, если оно призывно и жадно раскрывается перед тобой.

McMurphy решил притвориться сумасшедшим и повольготничать в психушке, вместо того, чтобы отбывать срок в тюрьме. Но получилось, как в песне Hotel California

:

You can check out any time you like, but you can never leave.

(Ты можешь выписаться когда захочешь, но уйти ты никогда не сможешь.)

Проблемы всех жителей жёлтого большого дома – так или иначе сексуальные. Один, добровольно живущий в этом доме, не может остановиться в своих рассказах о жене, которая бросила его ради любовника. Другой сопляк, которого недоёбанная мать заебала так, что он стал заикой, сразу вылечился, как только McMurphy подарил ему свою девицу для пересыпа.

Когда McMurphy вытащил всех в море, психи якобы увлеклись рыбалкой, но они тотчас бросили эту ловлю холодного мяса, стоило McMurphy уединиться со своей бабой в каюте, и бросились подглядывать в иллюминаторы на движение их горячего мяса. Единственный разговор, который интересует психов – это о сексе. И садистка-медсестра тоже зациклена на ебле, так как провоцирует разговоры психов о сексе и явно получает от этого наслаждение. Все эти психи стали бы нормальными и счастливыми людьми, если бы им дали по пизде, о которой каждый из них мечтает.

Даже негр-охранник соглашается пропустить баб и водку в ночную палату, когда ему обещается пизда в бонус.

Но в итоге общество побеждает и уничтожает McMurphy. А психи остаются психами, кроме одного, который всё-таки убегает, но далеко он тоже не убежит, так как его скоро скосит водка, которую он выбрал в качестве замены пизды.

Ненависть к ограничениям, что накладывает общество, – и есть лейтмотив фильма.

Если жители жёлтого Большого дома – сумасшедшие, то «а судьи кто?» Ответ напрашивается сам: бандиты и фарисеи.

Мне скажут: у тебя навязчивая идея. Но навязчивая идея не у меня (живущего всего век), а у человеческого общества (живущего тысячелетия). Это оно на протяжении всей своей истории навязчиво подавляет в человеке самое сильное и прекрасное желание. Более того, именно из подавления сексуального желания и состоит вся история человечества.

Фильм завалили премиями, с триумфом он прогремел по всему миру, в 1993 году его назвали «значительным явлением в культурной, исторической и эстетической сферах» и выбрали его для торжественного хранения как National Film Registry (Национальное кинематографическое достояние).

Подавляющее большинство посмотревших фильм встают на сторону героя (в открытую или молча), переживают за него, а значит люди согласны с его бунтом против рабской жизни под игом античеловечных сексуальных законов.

Казалось бы, после такой сочувственной общенародной реакции все сексуальные законы и мораль должны были быть пересмотрены. Ан нет, хотя народ стал себя вести ебливей, во всяком случае молодёжь, но законы и притеснения остались не только те же, но и ужесточились.

Так же казалось в конце 70-х, что если в СССР опубликуют Архипелаг Гулаг, то всё изменится бесповоротно. В конце концов Еулаг опубликовали. Но у власти и в почёте остались всё те же убийцы человеческого духа и плоти.