Максимализмы (сборник)

Опять весна у зеркал окон вертится,подкрашивая ветреные губки.Но ты – любой весны соперница,вся – от разреза глаз и до разреза юбки.

Ты ничего, прошу, не обещай,слишком многим ты уже наобещана.Пойдём куда-нибудь, поговорим про май,молодая, начинающая женщина.

Пойдём, как брови, всё ближе сдвигаясь,тобой я застрою любовный пустырь.Не я – так другой, не ты – так другая,но лучше пусть я и пусть ты.

1964

Наум Синдаловский, как я теперь узнал, был на двенадцать лет старше меня. Так что ему было тогда лет 29. Но помню его с большой лысиной и для меня он смотрелся стариком. Он усаживался калачиком, неподалеку от Гоппе, и негромко иронизировал. Я запомнил его две строчки, которыми восхитился Гоппе. Речь в стихотворении шла о постройке корабля и заканчивалось оно так:

И наша увеличилась странана площадь кубриков, кают и палуб.

Меня поразили эти строчки и, как я потом понял, не поэзией своей, а подмеченным методом расширения государственных границ. Теперь мне это напоминает набирание веса женщиной, которая хочет привлечь на себя большее количество мужчин с помощью увеличения поверхности своего тела.

И вот, через почти полвека я прочёл статью Синдаловского на тему, животрепещущую и милую моему сердцу и не только сердцу. Под предлогом фольклора он описывает поистине золотой век русской истории, когда доступность пизд была обильной и повсеместной. Так, помещикам предоставлялась неограниченная возможность совокуплений со своими крепостными. Толстой в Дьяволе доказал, что дворяне, ставшие воспринимать самое прекрасное как самое ужасное, подписали себе этим смертный приговор, который начал систематически приводиться в исполнение с 1917 года.

Вот цитата о «вкусной и здоровой» жизни из статьи Синдаловского:

Известно, что в крепостнической России помещичьи гаремы были явлением широко распространенным. Фигурально говоря, этот своеобразный социальный «институт» немало способствовал обороноспособности государства. Едва у какой-либо смазливой девки объявлялся жених, как его тут же отдавали в солдаты, а девица вольно или невольно становилась очередным украшением сераля похотливого барина. Этот собственнический обычай успешно перенимали и городские вельможи, многие из которых были недавними выходцами из помещичьего сословия. В город из собственных усадеб выписывались служанки, кормилицы, актрисы для домашних театров и просто девицы для личных утех. Этого не стеснялись… Были известны в Петербурге и другие гаремы. В некоторых из них насчитывалось до 30 содержанок. Весь этот, что называется, обслуживающий персонал в полном составе сопровождал барина во всех его поездках…

Сказочное обилие доступных и непритязательных проституток может вызвать смертельную зависть у множества американских мужчин и прочих севернокорейцев. Далее Синдаловский знакомит ностальгирующего читателя со сказочным былым разнообразием повсеместных проституток: