Малая психиатрия большого города (пособие для начинающего психиатра)

В этом наблюдении симптомы «органической неполноценности мозга» не сглаживаются, как это обычно бывает, к пубертатному периоду, но персистируют, сохраняются, создают облик хронического «органика» и явно декомпенсируются в последнее время, сопровождаясь хронической дисфорической субдепрессией: с доминирующим аффектом обиды на жизнь и окружающих, плаксивостью, завистью и обостренным чувством социальной несправедливости. В данном случае синдром напоминает бледной тенью то, что киевская школа 30-х годов называла в большой психиатрии «аутистически-паралогическим типом эпилептического слабоумия» (Я. И. Фрумкин). Отмечая сходство некоторых эпилептиков с шизофрениками, они описывали этот синдром как «растущий из своеобразного сочетания снижения критики, наклонности к застреванию и эгоцентрической направленности, могущих привести к паралогическому мышлению, к аутистической форме поведения — конечно, не являющимся исключительной привилегией шизофренической психики».

Далее случай с «вызывающим» антисоциальным поведением — третье лицо из тех, кого соседи в один голос называли людьми «ужасными», «невозможными» для совместного проживания и пр. Напомним, что двумя другими были молодой человек гебоидного (или постгебоидного) типа, приехавший на побывку из армии с целью комиссоваться (набл.37), и бывшая кассирша, пьяница и скандалистка (набл.38). Оба были отнесены к преимущественно шизоидной (латентно-шизофренической) группе, хотя и у них были черты эпилептоидии. В следующем наблюдении «перевешивают», кажется, «пороки» эпилептоидного происхождения. Сведения анамнеза, как всегда в таких случаях, достаточно скудные.

Набл.89. Мужчина 54 лет. Инженер. О себе ничего не рассказал: не посчитал нужным. Со слов соседей: живут с ним несколько лет, из них более или менее пристойно он вел себя лишь первые две недели, потом «как подменили» — повел себя в высшей степени вызывающе и беспардонно. Больше всего возмущает соседей то что он водит к себе женщин, каждый раз новых, и развлекается с ними так, как если бы в квартире никого не было, или нарочно шокирует жильцов, побуждая своих посетите ниц к такой же бесцеремонности. Они расхаживают повсюду пьяные и полуголые, дефилируя у всех на виду в ванну и обратно, — он при этом задевает соседей провокационными шуточками и насмешками, приглашает разделить с ними оргию. Наутро — никакого раскаяния и стеснения: считает, что ничего особенного не произошло, и если соседи выражают свое недовольство, нападает на них с разного рода встречными демагогическими придирками и требованиями — вздорными, но у него звучащими едва ли не обосновано; разглагольствует, получает удовольствие, ставя слушателей в тупик, дерзко «сверлит» их глазами. Может налить себе из чужой кастрюли, поесть и представить это потом как пустяк, не стоивший упоминания. Особенно развязен с женщинами, которым и трезвый говорит сальности. С мужчиной, единственным в квартире, вел себя вначале отчужденно, со скрытой враждебностью и соперничеством. Когда тот завел разговор о его непристойном поведении, ответил грубостью — сосед сробел, и он после этого «обнаглел окончательно»: раньше как-то «принимал его в расчет», теперь «вовсе не считается», «будто не замечает». Соседи пишут на него сейчас «коллективное заявление», но делают это втайне, не предупреждая его: хотят, чтобы его вызвали на разбирательство в товарищеский суд и они бы там «выложили все сразу» — говорить с ним с глазу на глаз в квартире избегают и побаиваются.

Визит мой совершенно «проигнорировал»: то есть впустил в комнату, но потом как бы не замечал моего присутствия. В это время у него сидела гостья, врач поликлиники, зашедшая к нему после работы женщина лет 50, моложавая и игриво настроенная, — я некоторое время находился при их свидании в качестве невольного свидетеля. Хозяин оживленно вертелся вокруг нее, она посмеивалась, врач, зная, что больше не попадет сюда, пытался собрать интересующие его сведения — обследуемый не слышал его вопросов, не предлагал доктору сесть, но и не тяготился его присутствием, а, напротив, как бы молча приглашал его к участию в происходящем. Никак не среагировал он и на мой уход — когда я в конце концов оставил их вдвоем, имея в активе лишь данные визуального наблюдения (С).