Но рвануть вперед не удалось. Гитлеровцы ночью подтянули свежую дивизию, отгородились от десантников проволочными заграждениями, минными полями, траншеями, сосредоточили на каждый километр обороны более пятидесяти станковых пулеметов, десятки орудий. Пришлось десантникам самим переходить к обороне.
Куниковский отряд воевал еще несколько дней, Кайда ходил с разведчиками из 255-й бригады за «языком», участвовал в штурме кладбища, расположенного на высоте на окраине города. В середине февраля поредевший отряд был выведен с передовой, а в марте отбыл на формирование в Геленджик.
Перед новым десантом
В Геленджике куниковский отряд был преобразован в 393-й отдельный батальон морской пехоты. Командиром его назначили капитан-лейтенанта Ботылева. Батальон пополнили новыми бойцами. Первой формировалась рота автоматчиков. Кайда, Лысов, Прохоров стали автоматчиками и оказались в одном отделении.
Командиром отделения был назначен участник боев на Малой земле сержант Лычагин. Невысокий, щуплый на вид, курносый, с полными, словно припухлыми губами, он любил повторять «я парень курский». Причем, слово «курский» выговаривал «курскай». Кайда и другие матросы знали его не только как смелого человека, но и смышленого, умеющего выполнить любое задание.
Вечером 8 сентября 1943 года батальон разместился в районе Марьиной рощи. Матросы пришли сюда с песней:
Мало было в батальоне куниковцев, менее десяти процентов. Но боевые традиции отряда майора Куникова стали достоянием всех матросов батальона, все называли себя куниковцами, а имя майора Куникова, великолепного командира и человека, стало священным, оно было как символ. С песней о Куникове и его матросах батальон пройдет позже по Крыму, по болгарской земле.
Все лето батальон готовился к новому десанту. И вот наступило время, когда моряки должны вписать новую славную страницу в историю Черноморского флота.
В лесу раскинулся палаточный город. После ужина Кайда и Лысов залезли в палатку и легли.
— Десантник должен спать про запас, — изрек Кайда. — Согласен со мной, Толя?
— Вполне, — кивнул Лысов, — подмащивая под голову вещевой мешок.
— В таком случае спать. Завтра уже не поспим.
Когда в палатку заглянул командир взвода лейтенант
Спиридонов, матросы уже спали.
Ночью прошел дождь. Рано утром Кайда вылез из палатки и замер, словно завороженный. Было тихо. Листья на деревьях не шевелились и блестели словно отполированные дождем, а на их кончиках, как бусинки, висели капли. Лучи солнца отражались в них, и каждая капля стала миниатюрной радугой, удивляя и радуя своими цветами.
— Красота какая! — вырвалось у Кайды.
— Где красота? — вылезая из палатки и протирая глаза, спросил Лысов.
Оглядевшись, он заключил:
— Хорошая погодка, ни холодно, ни жарко. И, между прочим, рядом с нами растет кизил. Это же витамин це, Малютка. Давай навалимся.
Он стал рвать красные ягоды кизила и отправлять в рот.
— Оскомина будет, — заметил Кайда.
Взяв котелок, он направился к ручью набрать воды. Около штаба заговорил репродуктор. Передавали сводку Совинформбюро. Кайда остановился, чтобы прослушать.
Из репродуктора донеслось:
«8 сентября наши войска освободили город Донбасс, Славянск, Краматорск, Дружковку, Константиновку…
При отступлении из Дружковки немецко-фашистские изверги учинили зверскую расправу над мирными жителями города. Бомбили, жгли и взрывали кварталы жилых домов».
У Кайды защемило сердце. Освобожден родной город! Как там отец и мать? Живы ли? Может быть, стали жертвами фашистских извергов? Вряд ли они пощадят родителей моряка.
С опущенной головой Кайда дошел до ручья, сел на камень и задумался.
Здесь было еще красивее. Красные гроздья кизила склонились к самой воде. Капли воды, повисшие на ягодах, казались розовыми и просвечивали. Какие-то птички яро насвистывали, приветствуя утро.