Малая земля

На шестые сутки утром Дибров заметил справа большую группу солдат.

— Наши! — радостно воскликнул он.

Вскоре пожилой полковник из Иркутской дивизии, пожимая руки десантникам, приговаривал:

— Молодцы! Молодцы!

Дибров заметил, как из клуба имени Маркова вышел босой человек без фуражки.

— Писаренко! — крикнул он с радостным удивлением. — Жив?

— Как видишь, — кисло улыбнулся тот и начал отчаянно ругаться.

— Подожди, — остановил его Дибров, — объясни толком.

Немного успокоившись, Писаренко рассказал, что он прикрывал отход своего отделения из клуба. К нему подбежали шесть гитлеровцев. Он бросил в них противотанковую гранату. Фашисты упали, но и он свалился, оглушенный. Занявшие клуб гитлеровцы думали, что Писаренко убит, сняли с него сапоги, забрали оружие. Очнувшись и увидев кругом врагов, Писаренко притворился мертвым и без движения пролежал до вечера. Когда стемнело, он забрался на чердак клуба и провел там пять суток голодный, злясь, что у него нет никакого оружия.

— Дай автомат и пару гранат, — заключил он.

— Уже ни к чему, — заметил Дибров. — Нет в городе немцев.

3

Пять суток Малая земля была окутана дымом, содрогалась от взрывов снарядов всех калибров. Десантники упорно взламывали оборону врага, чтобы соединить Малую землю с Большой.

Утром шестнадцатого сентября морские пехотинцы во глазе с офицерами Николаевым, Мартыновым, Назаруком вошли со стороны Малой земли в центральную часть города. Старший лейтенант Николай Лысенко водрузил на куполе заминированного здания городского Совета красное знамя.

Алый стяг возвестил, что Малая земля соединилась с Большой.

Взволнованные малоземельцы радостно бросали вверх пилотки, обнимали бойцов Большой земли.

Жестов, успевший уже побриться, одетый в чистую гимнастерку, подошел к зданию городского Совета.

«Встретимся или не встретимся?» — подумал он, садясь на камень.

Около часа он просидел спокойно, покуривая и поглядывая по сторонам, затем встал и начал прохаживаться. В голову пришла неожиданная мысль: «Я тут спокойно ожидаю, а его, может быть, хоронят». Подумав так, Жестов оглянулся в надежде увидеть кого-либо из куниковского батальона и спросить.

И тут он увидел устало шагающего Диброва.

— Кирилл! — радостно воскликнул он и бросился ему навстречу.

Друзья обнялись.

— Сбылось? — весело спросил Дибров.

— Сбылось! — торжествующе произнес Жестов.

— Давай-ка отметим!

Они прошли в сквер и сели на поваленное снарядом дерево. Дибров достал из вещмешка флягу и кружку. Жестов тоже вынул кружку и банку мясных консервов.

— Вино называется «Черные глаза», — сказал Дибров, разливая по кружкам.

— Знакомое, — заметил Жестов. — Геленджик славился таким.

Дибров поднял кружку.

— Ну, Степан, дожили до радостного дня. За родной Новороссийск!

— За будущие победы!

Выпив, Дибров в раздумье проговорил:

— Где доведется снова нам встретиться?

— В Крыму, конечно. А затем, может, и в Берлине.

— Да, по-видимому.

— А наверняка знаешь где?

— Где?

— Здесь, в Новороссийске! После войны.

— А ты уверен, что я сюда приеду?

— Уверен!

— А почему так? Я же не здешний, а с Каспия.

— Да потому, что город родным стал тебе.

— Это верно, — согласился Дибров и вынул пачку хороших папирос. — Возьми половину. Подарил командир Иркутской дивизии.

— Говорят, флаг на вокзале поднял ты?

— Нет, это Смаржевский. Я только поддерживал… А вообще-то жарко пришлось. Пять дней в осаде пробыл. Запомнится на всю жизнь.

— Да, такое не забудешь…

Встряхнув пустую флягу, Дибров сказал:

— Не мешало бы еще. Ну, да ладно. Все равно времени нет.

Они поднялись и вышли на улицу, заваленную битым камнем, скрюченной проволокой, расщепленными телеграфными столбами. Дибров достал из кармана лист бумаги.

— Песня новая появилась в нашем батальоне. Возьми-ка прочитай. Душевная…

Жестов прочел:

Песня о Малой земле

Широкое море катило валы,Взлетали ракеты из мрака,А волны могучие были так злы,Как наших гвардейцев атаки.Осталась Большая земля позади,И звезды так ярко горели…Мы вместе с тобою на баке легли,Любимую песню запели.Припев:О тех, кто сражался на Малой земле,

Пусть песня победная льется, —Кто славно сражается днем и во мгле, —Гвардейцем по праву зовется…

Окончив читать, он медленно проговорил:

— Да, душевная! Есть же люди, которые так могут сочинять…

Друзья прошли до улицы Советов.

— Свой дом не проведал? — спросил Дибров,

— Нет еще…

— Что так?

Жестов нахмурился и тяжело вздохнул:

— Робею… Как-то душа заходит…

— Понимаю… Ну, прощай! До новой встречи…;

— Желаю здравия…

Друзья расстались. С лица Жестова сошла улыбка, Вспомнились дочь, жена, мать. Где они? Что с ними?

Жестов медленно шагал по Староанапской улице о миноискателем в руках.

Позади него шли десять автоматчиков. Сапер прокладывал им путь по заминированной улице.