Малая земля

— А я в этом не сомневаюсь, — серьезно ответил Зуев. — За это воюем. Я вот сейчас лежу и думаю: какой будет наша Малая земля через пять лет? — Зуев приподнялся и заговорил с воодушевлением: — Здесь будет цветущий уголок! Народ не забудет, как мы отстаивали этот кусочек родной земли от врагов, как обильно полили его кровью. На вершине горы Колдун поставят памятник погибшим героям. Его будет видно далеко-далеко — и с моря, и с суши. Он будет на траверзе всех кораблей. А у подножия Колдуна раскинется детский лагерь. Замечательное место для лагеря — море, лес, воздух. И не взрывы бомб и снарядов, не крики «полундра», а детский смех будет звенеть на когда-то страшном месте. Чуть поодаль, в нескольких кабельтовых, опять вырастет поселок виноградарского совхоза. А вот там, — Зуев указал рукой на берег, — рыбаки снова отстроят свой поселок. И Станичку после войны не узнаешь. Траншеи и землянки сровняют, появятся белые домики, а около них зеленые садочки. Рыбачки будут выходить из домиков и смотреть на море — не возвращаются ли их мужья с хорошим уловом.

Михаил с ожесточением рванул мехи гармошки и крикнул:

— Замолчи! Страви несколько атмосфер, как говорят машинисты. Ты так расписываешь жизнь, которая будет после войны, что обязательно захочется остаться живым. А так думать солдату нельзя. Он не станет по-настоящему воевать, а будет довоевывать, жизнь спасать. Ты мне такое перед боевой операцией не говори!

Зуев от изумления вынул трубку изо рта.

— Легкомысленный же ты парень, — и он пренебрежительно сплюнул. — И чего я с тобой дружу? Тебе бы на полубаке сидеть и балачки точить, а на серьезные разговоры твой черепок не способен. Ты пойми — за что воюем? Без мечты человек, что корабль без компаса.

Но Михаил уже улыбался. Он протянул Зуеву кисет с затейливой вышивкой.

— Это я все знаю, старик. Но ты мне перед боем не напоминай о таком. На меня это действует. Понимаешь, действует!

К ним подошел помощник командира взвода сержант Саратов, молодой, круглолицый, румяный.

— Ложились бы спать, — сказал он, садясь рядом, — через несколько часов на работу.

Он каждую боевую операцию называл работой.

— И верно, — промолвил Зуев, — поспать не мешает. Пошли, Михаил, в нашу спальню.

Они нырнули в землянку. Саратов взял гармошку в руки и, лениво перебирая лады — играть он не умел, — стал думать о том, все ли подготовлено к ночной работе.

Солнце склонялось все ниже и ниже. На земле потемнело. Только море светилось мягким зеленоватым блеском.

Когда наступила ночь, разведчики вылезли из землянок. Поужинав, они тихо исчезли из балки.

Зуев и Борзенков, вооруженные автоматами и гранатами, вышли из балки и направились к переднему краю обороны. Им предстояло пробраться к обороне противника и, когда начнет действовать другая партия разведчиков, отвлечь внимание гитлеровцев, создать у них впечатление, что здесь также проводится боевая операция.

Ночь выдалась звездная. Хотя луны, этого врага разведчиков, сегодня не было, однако и не было так темно, как хотелось бы.

— Придется ползти, — проворчал Зуев. — Для моряков это так приятно, черт побери! Ползи, как краб.

— Ладно, не ворчи.

Нужно проползти около трехсот метров, по пути разминировать проход в минном поле. Ползти медленно, не торопясь. Хотя оба не любили ползать, но умели так бесшумно подкрадываться, что не только человек, а и чуткая мышь не услышала бы их. На минном поле сделали проход, отметив его колышками и камнями.

Вскоре опорный пункт фашистов уже находился слева от разведчиков. Здесь, среди чахлых кустарников, иссеченных осколками, можно будет дождаться, когда начнет действовать другая разведка, а потом поднять шум.

Зуев и Борзенков лежали рядом, зорко осматриваясь по сторонам.

— Эх, покурить бы, — прошептал Борзенков.

— Не говори глупости, — зашипел Зуев.

Пока ползли, вспотели. Сейчас было приятно лежать не двигаясь, отдавшись приятной истоме. Молчание наводило на разные мысли, всплывали воспоминания. Мысли Зуева были о жене, о Любе. «Мало я уделял ей внимания, — подумал он, — мало нежил». Женившись, он через пять дней ушел в море на целый месяц. Жена обиделась тогда, ей были непонятны его чувства. Он любил море и жену, а ей казалось, что он ее не любит. Лишь спустя несколько лет она поняла, что значит зов моря. Но сейчас он все-таки признавался себе, что мало уделял ей внимания, почему-то стеснялся высказывать свои горячие чувства, скрывая их под оболочкой грубоватости, равнодушия. Зачем он это делал? Зуев с нежностью подумал о том, как он расцелует свою Любушку после войны. Она теперь настоящая морячка, сама ходит в море на рыбный промысел.

Борзенков лежал, широко раздвинув длинные ноги, и жевал какую-то траву, чтобы заглушить сосущее желание курить. «Почему я попал в морскую пехоту, — удивлялся он, — а не в летную часть? Надо написать рапорт, чтобы послали учиться на морского летчика. Буду воздушным разведчиком. Ползай тут крабом, когда душа в воздух просится…»