Малайсийский гобелен

— Запрячь их в свою Бамбулу снова или куда хочешь, только убери их отсюда! Отведи их в зверинец у Западных Ворот. Там берут всех, у кого есть шерсть на теле, даже самых шелудивых. Только убери их поскорее, пока ими не провонял весь дом, и пока они не сожрали моих актеров. Они голодные посмотри, как они облизываются и зыркают по сторонам! Вон! Вон!

От скуки или от запора звери начали зевать, высовывая длинные языки. Странник снова заговорил заунывным голосом:

— Сир, я поставляю зверей царствующим дворам всего мира — от Сиракуз на юге до Мальме на ужасном севере. И там с радостью принимают гораздо худших животных — не таких чистеньких и смышленых, как эти две кошечки. Я смею заверить вас, что животные придают живость любому представлению. Это истинная правда, сир, и слова мои идут из глубины моего сердца.

— Да хоть из глубины твоих сапог, мне это безразлично! Убирайся! Мне не нужны львы для представления! Чтобы они мне декорации обмочили? Да никогда! Вон!

Он подозвал одного из помощников, тот приблизился и стал производить движения руками. Слегка заинтересовавшись, одна из пантер несколько подалась вперед — Кемперер, взывая о помощи, упал назад, прямо на руки Ла Синглы, которая тоже закричала. Ее крик был намного громче и мелодичней.

Костлявый человек повернулся, кивнул своему помощнику и они торжественно удалились. Пантеры последовали за ними, как собаки. Их прохождение через двор сопровождалось криками ужаса нищих, воплями Альберта и яростным лаем собак.

За всем происходившим наблюдали несколько моих друзей, среди которых был Портинари. Я подошел к нему и похлопал по плечу. Де Ламбанта здесь не было.

— Ты один под пышным небом, — процитировал я.

— Оставь реплики из «Албризи», де Чироло, — заявил Портинари. — Его светлость объявил, что вначале, в качестве пролога, мы дадим «Духовидцев», а уж потом перейдем к «Албризи». И поскольку мы уже все подзабыли, нам предложено оставить «Албризи» и пробежаться по тексту этой бредятины.

Я схватился за голову.

— Да он плутишка, наш Кемперер! Последний раз, когда «Духовидцев» освистали, он клялся, что завязал с ними навсегда.

— Но представление будет дано на свадьбе. Де Ламбант говорит, что там будет присутствовать находящийся у нас с визитом герцог Рагузский. Пролог даст возможность гостям занять места перед началом основного представления.

— Верно. И на свадьбах требования не столь строгие.

— Мне нравится моя маленькая роль первого поклонника.

— О да, я помню. — Я в самом деле помнил об этом и был благодарен Портинари за его любовь к небольшим ролям. — Моя роль обанкротившегося Фаланте тоже очень короткая…

В этот момент подошел сам Кемперер, все еще с Ла Синглой, повисшей на его тощей шее. Он услышал мою фразу.

— Ах, Периан, Периан, мой юный друг, ты просто не знаешь, как восхитителен и прекрасен ты в роли Фаланте, этого старого аптекаря. — Он похлопал меня по спине и засмеялся, брызгая слюной. — Особенно, когда ты жонглируешь деревянными ложками, думая, что они из серебра, и кричишь: «Эй, один лишь этот столовый набор из серебра это целое состояние — по крайней мере, полсостояния, ладно, кусочек состояния…» Никто, кроме тебя, не способен так тонко передать этот юмор.

— Может, не надо про ложки?..

— Нет, нет, де Чироло, ты несправедлив к себе. Публике нравятся твои ложки. Не так ли, Мария, голубка моя преданная?

Продолжая грубую лесть и уговоры, он выпихнул нас во внутренний двор, чтобы начать репетицию. Нищие были нашими зрителями. Бедный простак Джиль держал книгу-подсказку. Некоторые из нас стояли, другие чванливо расхаживали, когда мы принялись вспоминать свои старые реплики.

«Духовидцы» — это комедия иллюзий, где действующие лица — сумасшедшие или введенные в заблуждение, считающие себя более значительными, чем они есть на самом деле. У отца три некрасивые дочери. Он хочет выдать их замуж, распределив между четырьмя рехнувшимися поклонниками. Старого папашу играет сам Кемперер. Это была довольно простая пьеса, и играть ее надо было быстро и просто. В свое время мы играли ее в традиционной манере — когда каждый валяет дурака. Но потом обнаружили, что публике нравится более серьезный подход. Если не считать, конечно, моего дешевого трюка с ложками.

В два пополудни, когда пробили часы ближайшей церкви, Кемперер воскликнул: «Хватит!» и распустил нас. После чего спрятал лицо в ладонях.

— Зачем я дожил до этого позора? Чтобы увидеть бесчувственные бревна, воображающие себя актерами? Чтобы слышать их невразумительное шамканье? Можно подумать, что вы не реплики произносите, а солому жуете. Мне жалко бедного герцога Рагузского, не говоря уже о семействе де Ламбантов — им придется наблюдать на сцене приступы артрита, которые вы почему-то принимаете за пластику. Что ж, завтра попробуем еще разок. А я пока что разыщу, пожалуй, этого мужика с пантерами. Черт с ними, пусть отливают на декорации, зато, может быть, придадут живости вашей игре.