— Я вас понимаю, Владимир Алексеевич: командир порта — должность нестроевая. Но мы прекрасно знаем, что адмирал Станюкович не прочь занять строевую должность...
Улыбка пробежала по всем лицам. Один Нахимов не улыбнулся.
— Да вот и он сам! — проговорил Панфилов, протягивая руку к двери приветственным жестом...
Все взоры обратились к распахнутой двери.
Станюкович остановился в дверях, держась широко расставленными руками за косяки и упрямо нагнув голову.
То ли он опасался, что, увидев его, адмиралы и капитаны кинутся в испуге бежать, и загораживал путь к бегству, то ли готовился прыгнуть к столу и хотел оттолкнуться от косяков, то ли ему нужно было держаться за косяки, чтобы сохранить устойчивость. Вернее всего, последнее, ибо когда он двинулся к столу, то промолвил, подмигивая самому себе:
— Чертовская качка! Крен, пожалуй, градусов тридцать. Ох!
Очевидно, в это мгновение сильно поддало волной, палуба ускользнула у него из-под ног, и адмирал, нацеливаясь на свободные кресла у стола, побежал, проворно семеня ногами, но не попал в кресла, промчался прямо в угол и плюхнулся у окна на стул.
— Я не стану вам мешать, господа, хотя я все знаю! Продолжайте! Но я вас должен предупредить, Владимир Алексеевич... — Станюкович погрозил Корнилову пальцем, — я не позволю красть казенное имущество. Что это за безобразие? Это вы приказали шлюпочному мастеру Мокроусенко, чтобы он отдал весь лес, доски, брусья инженеру Тотлебену? Вы думаете, вам все позволено? Если бы я был флагманом, я сейчас приказал бы повесить Мокроусенко на рее. А вас, мой ангел, под суд! В двадцать четыре часа! По законам военного времени. Что у нас: порт или кабак?
Корнилов ответил, сдерживая гнев:
— Я не отдавал никакого приказания Мокроусенко и ничего не знаю...
— Не знаете, а лес вывезли. Боже мой, лес, выдержанный в сушильнях двенадцать лет!
Нахимов встал с места и обратился к Станюковичу:
— Михаил Николаевич! Виноват я. И Мокроусенко не вольничал. Я обратился к Ключникову, не желая нарушать ваш сон. Ключников, как капитан над портом, имел право приказать шлюпочному мастеру. Что до леса, то вам придется отдать все ваши запасы — это необходимо. Светлейший вам прикажет. Ключникова вы можете предать суду — он вам подчинен.
— И предам. А Мокроусенко повешу! У меня еще найдутся на складе два столба с перекладиной! Но от вас не ожидал, Павел Степанович! И вы против меня? Ах!..
Станюкович закрыл рукой глаза и всхлипнул, потом встал, окинул собрание мутным взглядом, твердою походкой направился к двери и плотно прикрыл ее за собой.
Станюкович исчез так же внезапно, как и появился. Приключение это развеяло угрюмое настроение и развязало языки. Сразу пожелали высказаться несколько человек. Капитан первого ранга Зарин получил слово первым.
— Всей душой присоединяюсь к предложению Владимира Алексеевича. Оно продиктовано порывом благородного сердца. Но выполнимо ли то, что предлагает любимый всеми нами и командами адмирал? Мы думали об этом в последние дни. Неприятель внимательно следит за входом в бухту. Допустим, что все-таки с помощью пароходов мы вытянемся ночью в море и успеем до появления противника построиться. Но в море нас может застигнуть штиль. И неприятель одними пароходами, не пуская в дело парусные корабли, разгромит нас. Иное дело, если б задул крепкий зюйд-ост. В шторм от зюйдовых и остовых румбов мы прекрасно бы справились с противником. Но можно ли ждать такого ветра? Мы знаем, что скорее возможен норд-ост. Да и ждать нельзя: если мы не выйдем в море сегодня или завтра, выход теряет смысл. Завтра неприятель может появиться и с суши и с моря у Севастополя...
— Что же вы нам предлагаете со своей стороны, Аполлинарий Александрович? — спросил Корнилов.
— То, что я уже высказывал вам в частной беседе: надо пожертвовать несколькими старыми кораблями и, затопив их поперек бухты, загородить вход в рейд. Мы сохраним порох, орудия и главное — людей для обороны города. Матросы будут сражаться на батареях так же, как на борту корабля...
Раздались громкие неодобрительные возгласы.
— Это невозможно! — воскликнул Корнилов.
Однако он видел, что, несмотря на голоса возмущения, единодушного решения ему не добиться. Нахимов молчал.
— Считаю дальнейшее обсуждение излишним! — отрывисто и сухо заявил Корнилов. — Готовьтесь к выходу. Будет дан сигнал, что кому делать... Я отправлюсь к Меншикову...
Совещание закончилось. Адмиралы и командиры кораблей покинули штаб. Корнилова на выходе встретил лейтенант Стеценков и передал приказание Меншикова: обратить все средства — пароходы и гребные суда — на перевозку войск с Северной стороны на Городскую...
— Светлейший прибыл?
— Да, он отправился на «Громоносец», — ответил Стеценков.
— Я еду к нему. Прошу вас следовать за мной.
Меншиков встретил Корнилова насмешливо и ответил на его приветствие:
— С добрым утром, адмирал. Я слышал, у вас военный совет? Что ж у вас там говорили?
— Одни хотят, в том числе и я, выйти в море. Другие предлагают затопить корабли.
— Последнее лучше. И я вам то же приказал.
— Я этого не сделаю!