— Очень! Дали ему попробовать?
— Нет, не дали, побоялись огорчить потенциального зятя. Люди с пианино — до приторности деликатные особы.
— Вот, братец, тут-то и проявляется наша с тобой порода, — Кира выставила перед носом Коли пальчик, — люди с пианино для нас изгои, а с бутылкой «чернила» — свои в доску!
Смеялись долго и весело над простецким, но разумным выводом Киры. Шли, поглядывая на чужие окна, за стеклами которых скрывалась жизнь у кого-то красивая и беспечная, у кого-то трудная, безысходная, а кто-то просто отбывал свой срок на земле — ел, пил, спал.
— Следующая улица уже наша! — сказала Кира.
По голосу Коля почувствовал, что ей не хочется заходить в дом.
— Давай, прогуляемся до следующей улицы, — предложил он.
— Мама Валя нас потеряет, будет беспокоиться, — не согласилась Кира. — Приходи завтра, и маму предупредим.
— Хорошо, так и сделаем, только… — Коля замялся.
— Что — только? — остановилась Кира.
— Хотел спросить у тебя…
— О чем? — была удивлена растерянностью брата. «Уж не в любви ли хочет объясниться?» — мелькнула мысль.
— Адель тебе не пишет? Что с ней? Где она?
— Расстались, и как в воду канула. Обещала писать, но нет ни одного письма!
— Может, адрес потеряла?
— Может. Но, наверное, догадалась бы написать на интернат, а те бы передали нам.
— А кто-нибудь из ее друзей остался здесь?
— Не знаю я ее друзей, — после долгого раздумья добавила: — Наверное, нечем хвастать.
— Может, в интернат писала?
— Чего не знаю, того не знаю. Тебе это очень надо? — Кира посмотрела на брата.
— Надо, — убежденно ответил он.
— Ну, если так, то я завтра схожу и узнаю. Мне нетрудно.
Валентина Ивановна в своей мягкой манере упрекнула опоздавших к ужину детей, поставила перед ними утятницу с тушеной картошкой и костями.
— Ешьте, сколько хотите! — сказала она. — Мы уже поужинали, нам ничего не оставляйте.
Картошка с кефиром пришлась за милую душу.
— Полгода всего прошло, как я поступил в училище, а кашами и макаронами наелся, кажется, на всю оставшуюся жизнь, — откинувшись на спинку стула, высказался Коля. — А вот картошка никогда не приедается. Надоест в одном виде — готовь в другом. Был наш взвод дежурным по кухне, ночью начистили и нажарили огромный противень картошки на масле — вот где душу отвели. Воды после выпили по ведру, животы у всех как барабаны.
— Мне достаточно для комфортной жизни селедки с хлебом и конфет. Больше ничего не надо. — Кира, сказав это, смачно сглотнула слюну.
— Помню, какая война у вас с мамой была. «Не хочу манки, не хочу молока! Хочу ыбки!» Думал, вырастешь, научишься есть что-то человеческое.
— Не научилась! — засмеялась Кира.