Сережа хотел остановиться и посмотреть на них, но тут с Воскресенской улицы донесся топот ног и громкая песня со свистом.
— Солдаты!.. Бежим!.. — крикнул Саня.
Они выбежали на Воскресенскую улицу и увидели, как, поднимая тучи пыли, с ученья возвращаются солдаты в парусиновых рубашках с красными погонами на плечах. Все они были в плоских, как блин, бескозырках с большими белыми кокардами. Казалось, что все солдаты похожи друг на друга, как близнецы. Все загорелые, потные и белозубые. Они громко пели. Иногда в середине песни они так пронзительно свистели, что у прохожих звенело в ушах.
спрашивали солдаты и сами же себе отвечали:
Мальчики проводили солдат до собора и побежали на речку. Купались в Уржумке часа три, пока не надоело. Плавали, ныряли, фыркали до тех пор, пока женщина, полоскавшая белье с плота, не обругала их чертенятами и не пообещала пожаловаться на них бабушке.
Прямо с Уржумки Сережа и Саня побежали за город, в Солдатский лес, который начинался сразу же за Казанской улицей.
В лесу Сережа снял с себя рубашку, и они начали собирать в нее шишки. Из шишек и сухих сосновых веток развели большой костер. Над костром вился сизый пахучий дым, а внизу под ветками громко трещало.
— А теперь давай прыгать, — сказал Сережа и, разбежавшись, перепрыгнул через костер.
Санька тоже прыгнул через огонь, да так, что на нем чуть не загорелись штаны.
— Мне прыгать трудновато, у меня ноги длинные, мешают, — пробормотал он, оправдываясь.
— Прыгай еще, — предложил Сережа.
— Не хочется.
Домой они вернулись к обеду. Бабушка в этот день нажарила ржаных лепешек, которые пекла обычно только по большим праздникам.
В сумерках мальчики играли на улице под окнами в разные игры, и Сережа даже забыл, что придется возвращаться в приют.
Но вот наступил вечер. На улице совсем стемнело и стало прохладно. Бабушка раскрыла окно и ласково сказала:
— Сереженька, а нам пора в приют идти.
Опять в приют! В приют, где дерутся мальчишки и фискалят друг на друга, где ставят на колени, где кусают клопы…
Ему захотелось зареветь, но он удержался от слез, потому что у ворот стояли мальчишки.
Сережа съежился, засопел носом и боком пошел с улицы во двор, загребая по дороге пыль своими тяжелыми сапогами.
В ШКОЛУ
В одно осеннее утро, когда приютские кончили завтракать, Юлия Константиновна вошла в столовую и сказала:
— Ну, дети, завтра вы пойдете учиться в школу.
— В школу! — зашумели и загалдели ребята. Один из мальчиков схватил ложку и стал стучать ею по столу. Всем падоела приютская жизнь, а в школе будет что-то новое.
В это утро ребята молились кое-как. Дежурный молитву читал так быстро, что даже стал заикаться.
После молитвы приютские собрались в кучу. Разговор у всех был один и тот же — о школе.
Те, кто уже в прошлом году ходил в школу, рассказывали другим про занятия, про переменки и про учителя Сократа Ивановича, который всегда чихал и называл школьников «зябликами». А те ребята, которые должны были пойти в школу в первый раз, расспрашивали, дают ли приютским на руки тетрадки и удается ли им иной раз после школы хоть немного побегать по улице.
— А новеньких в школу поведут? — спрашивал Сережа то у одного, то у другого из приютских.
— Сам пойдешь! Школа-то рядом, только дорогу перебежать, — засмеялся Васька Новогодов.
— А учитель не дерется? — спросила черненькая косая девочка с испуганным лицом.
— Меня не тронет, а ты — косой заяц, тебя станет лупить! — крикнул Васька.
— А может, тебя самого из школы прогонят!
— Что? Что? Меня прогонят из школы? Как бы не так! — закричал Васька и щелкнул кого-то из ребят по лбу.
— Юлия Константиновна, Юлия Константиновна! Васька опять дерется! — закричали ребята.
Васька успел дать несколько тумаков двум маленьким девочкам и ударил по голове мальчика с завязанной щекой.
На шум в комнату торопливо вошла Юлия Константиновна.
— Опять?! — сказала она строго и показала пальцем на дверь, которая вела в столовую.
— Ладно уж, — крякнул Васька и, засунув руки в карманы, пошел становиться на колени.
Начальница не торопясь пошла за пим.
— Юлия Константиновна! — бросился Сережа вдогонку. — А вы не знаете, меня в школу возьмут?
— Как же, обязательно возьмут, — сказала Юлия Константиновна не оборачиваясь.
Сережа от радости скатился кубарем с лестницы, выбежал во двор и чуть не сбил с ног рыжего Пашку, который тащил из кухни помойное ведро.
— Пашка! Завтра в школу пойду!
— Подумаешь, невидаль! — заворчал Пашка. — Несется глаза вылупя, а тут человек помои тащит.
В глубине двора, возле сарая, пять маленьких приютских девочек, держась за руки, топтались в хороводе и пели унылыми голосами любимую песню Юлии Константиновны:
Сережа с разгона так и врезался в хоровод.
Девочки завизжали и бросились врассыпную.