Джеймс Олдридж

МАЛЬЧИК С ЛЕСНОГО БЕРЕГА

Было у меня два заветных желания: убить лисицу и поймать двадцатифунтовую мурейскую треску. Дошло до того, в конце концов, что я больше и думать ни о чем не мог. Почему так, трудно сказать; может быть, поначалу все дело тут было в Томе Вудли. Том Вудли жил в городе и был богат, а я жил в лесу и был беден. С этого все и пошло, но, как часто бывает в жизни, со временем тут для меня стало важно совсем другое.

Я жил с отцом, дровосеком, на берегу Муррея, милях в трех-четырех от города Сент-Элен, штат Виктория. И правду сказать, я только и знал, что свой лес, а Тому Вудли все было нипочем — он и учился хорошо, и в спорте был один из лучших, и в церковь ходил исправно, да еще умел сделать так, чтобы все в городе его любили, даже учителя и полицейский. Том был всюду первым, я — всюду последним, кроме нашего лесного берега. В городе любой мальчишка в чем-нибудь да мог меня обставить, но стоило этим городским мальчишкам очутиться за городом, где-нибудь в лесу или на реке, и тут уж никто из них не мог со мной тягаться — так было до самого того дня, когда Том Вудли в отцовском форде выехал с приятелями к Муррею на пикник и в первый же час убил лису из двадцатидвухкалиберного ружья и поймал на удочку пятнадцатифунтовую треску.

Ни того, ни другого мне, выросшему в лесу, еще никогда не удавалось сделать. Я переловил чертову пропасть рыбы и однажды вытянул даже треску фунтов этак на десять, но крупнее этого мне ничего не попадалось. Когда бывали патроны, я часто бил кроликов, я, можно сказать, жил продажей кроличьих шкурок; но вот подстрелить лису мне еще не посчастливилось ни разу.

Я знал, что Тому Вудли просто повезло, но от этого было не легче: ведь мне теперь и вовсе нечем было крыть; ну, я и перестал ходить в город совсем, даже в школу бросил ходить, сидел дома или бродил по берегу, твердо решив не давать повода для насмешек мальчишкам в башмаках и взрослым — тем, что стоят за прилавками, и не показываться в городе до тех пор, пока не поймаю двадцатифунтовую треску и не убью лисицу.

С лисицей дело обстояло особенно трудно, и все же настал день, когда я увидел перед собой лисицу так близко, что, будь я постарше и посильнее, я мог бы убить ее, ударив палкой по голове.

Вышло это случайно. Я в тот день совсем и не охотился и не удил, а просто собирал грибы. Вода в реке стояла тогда довольно высоко, и все ложбины на Пентал-Айленде превратились в мелкие озерки или болотца, а сухие пригорки между ними были словно островки, поросшие кое-где кустарником. Перебравшись через одно такое озерко, я поднялся на бугор, на вершине которого рос одинокий ветвистый куст. Стал собирать под кустом грибы и вдруг вижу: лиса. Она учуяла меня, но удрать ей было некуда. Воды она боялась еще больше, чем меня. Она пятилась от меня, а я пятился от нее. Островок, на котором мы с ней оба оказались, занимал всего каких-нибудь тридцать квадратных футов, и расстояние между мной и лисицей было не больше десяти ярдов. Но у меня не было ружья, и так мы с ней и стояли: я тут, а она там, хвост трубой, зубы оскалены, но сама не шелохнется.

Медленно отступил я обратно в воду. Без ружья я ничего не мог сделать, а до дому добираться мне было не меньше часу: сначала переплыть реку, а потом еще целую милю идти по зарослям. Но я знал, что эта лиса все равно никуда не денется. Я знал лис и знал, что эта лиса боится воды и скорее подохнет, чем войдет в нее. Поэтому я положил на землю мешок из-под сахара, в который я клал грибы, перебрался через заводь и бегом пустился к дому.

Дома у меня висело двадцатидвухкалиберное ружье, но я его не захватил по той простой причине, что у меня не было патронов, и теперь, на бегу, я все ломал голову над тем, где бы достать патрон, только один патрон. Я вспомнил на бегу про тот патрон, который в прошлом году уронил в поленницу. Да разве его там найдешь? Я уже раз двадцать пробовал, и все без толку. Занять было не у кого, а дома я давно уже перерыл все ящики — хоть бы один патрон завалялся где-нибудь. Я понимал, что бегу зря, но все-таки бежал. По заросшему высокой травой берегу я спустился к реке, прыгнул в воду, переплыл глубокое место, потом пошел вброд, потом, пробираясь сквозь ивовые заросли, вскарабкался на высокий берег и побежал к дому.